Важное историческое значение соглашений, подписанных в Панаме, несомненно. Это была первая в мировой истории попытка слабых объединиться против сильных мира сего, создать свою систему коллективной безопасности. И предпринята она была не в целях агрессии, диктата, навязывания своей воли другим, захвата чужих территорий, а для защиты суверенитета и утверждения в международных отношениях принципов равноправия, невмешательства, мира, имеющих общечеловеческую ценность. С этой точки зрения в эволюции международных отношений Панамский конгресс представлял более высокую веху, чем Венский конгресс, родивший такое чудище, как «Священный союз». Однако вряд ли правомерно механически переносить понятия современной международной жизни на далекое историческое прошлое. Поэтому вызывают критическое отношение попытки некоторых ученых и политиков объявить Боливара первым творцом «третьемирской идеологии» [376]
. Такие попытки тем более неправомерны, что два «других мира», рассматривавших тогда молодые независимые государства испанской Америки объектами своей политики, были представлены, с одной стороны, монархической Европой, а с другой – северным соседом.Более сложным является вопрос, насколько панамские договоренности соответствовали концепции Боливара о латиноамериканском единстве и сотрудничестве. Многие исследователи пишут о разочаровании Боливара результатами Панамского конгресса, поскольку Освободитель мечтал о сильном союзе («колоссе», «гиганте», как он любил говорить) и с сарказмом отзывался о сторонниках «провинциальной самостоятельности». Широко известны слова Боливара по поводу полномочий Генеральной ассамблеи (конгресса). «Я считаю, – писал Боливар, – что необходимо максимально расширить ее права и наделить ее подлинно суверенной властью». Эту власть следовало общими усилиями противопоставить внешним врагам и внутренней анархии [377]
. Как показал Панамский конгресс, его участники не были готовы идти так далеко. С общего согласия в Договор о вечном союзе, лиге и конфедерации была включена ст. 28, гласившая, что договор никоим образом не ограничивает внешнеполитический суверенитет заключивших его государств.Но даже и достигнутое в Панаме закрепить не удалось. Только Колумбия ратифицировала подписанные там соглашения. В других странах-участницах дело застопорилось в парламентских лабиринтах. Принятое решение перенести заседания конгресса в Такубайю (Мексика) и там продолжить его работу не было осуществлено. Многолетние усилия Боливара и его сподвижников завершились неудачей.
При анализе причин неудачи Панамского конгресса следует обратиться в первую очередь к рассмотрению внутреннего экономического и политического положения государств, сбросивших колониальный гнет. Длительная, ожесточенная война подорвала и без того слабо развитые экономические и торговые связи между различными частями континента. В первой четверти XIX века лишь на 10 % территории испанской Америки утвердились денежные отношения. И даже в пределах этой ограниченной зоны функционировали пять-шесть локальных рынков, слабо связанных между собой. Таким образом, сказывалось отсутствие прочной экономической основы для установления тесного политического сотрудничества. На это обстоятельство обращал внимание известный чилийский экономист Ф. Эррера: «Наши попытки достичь в свое время политического единства испанской Америки потерпели неудачу из-за отсутствия динамичных факторов экономического характера, которые бы способствовали объединительным процессам» [378]
.Можно ли было слабость экономической базы компенсировать политическими средствами в условиях, когда борьба за независимость породила сильную тягу к единению? Эта проблема решалась не теоретическими изысканиями, а политической практикой, созданием механизмов политической мобилизации масс и консолидации национально-патриотических сил.
Гуаль, анализируя причины отступления с рубежа Панамы, обратил внимание на разбушевавшуюся в испано- американских странах стихию политической анархии. Именно она, по его словам, «свела на нет многообещающие результаты великой Ассамблеи» [379]
.