Дипломатия Симона Боливара

Весомость манифесту придавали блистательные победы освободительной армии патриотов над испанцами в Южной Америке. Этот документ имел большое историческое значение. Он отражал выход крупнейшего независимого государства Латинской Америки на арену мировой политики. Опубликованные и неопубликованные архивные дипломатические документы, к сожалению, не позволяют сделать обоснованный вывод относительно следующего вопроса, касающегося колумбийского манифеста: было ли его обнародование в Париже специально приурочено к тому моменту, когда Европы достигла сенсационная весть о послании президента Джеймса Монро от 8 марта 1822 г. Конгрессу США с предложением признать независимость восставших испанских колоний, или же имело место простое совпадение двух событий? Поскольку Cea оказался в Париже не совсем по своей воле, а будучи высланным испанским правительством из Мадрида вместе с двумя другими колумбийскими дипломатами, и находился в столице Франции проездом, держа путь в Лондон, то скорее всего следует говорить о случайном совпадении. Но оно было знаменательным и даже, можно сказать, счастливым. Благодаря совпадению во временной плоскости эти два заявления взаимно усиливали воздействие каждого из них на обстановку и политические настроения в Европе. При всем желании коронованные «вершители судеб» в Старом Свете оказались не в состоянии замолчать манифест Великой Колумбии.

Колумбийское заявление рассматривалось послами стран – победительниц Наполеона (Австрии, Англии, Пруссии, России), регулярно проводившими в Париже совместные обсуждения важнейших вопросов международной политики. Конференция послов решила не отвечать на манифест Cea, так как их правительства не поддерживали дипломатические отношения с Великой Колумбией. Тем не менее все послы направили полный текст документа дипломатической почтой в столицы своих стран.

В публикации «Боливар и Европа», приуроченной к 200-летию со дня рождения Освободителя, представлены многочисленные новые архивные и другие малоизвестные документы. Они позволяют обрисовать различные грани волны откликов, вызванной манифестом Cea в правительственных, общественных и деловых кругах многих европейских стран. В течение нескольких месяцев между главными столицами Европы по посольским каналам происходил обмен мнениями для согласования общей позиции по поводу дипломатической акции посланника Великой Колумбии. В конце концов склонились к предложению Петербурга выразить «неодобрение путем молчания». По словам австрийского канцлера К. В. Меттерниха, любая другая реакция «представляла бы опасный прецедент на будущее» [391].

И все-таки ответ, хотя и в косвенной форме, был дан монархами Европы. Получив испанскую ноту от 9 мая 1822 г., осуждавшую решение США признать Мексику и ряд стран Южной Америки, правительства европейских держав поспешили заверить Мадрид в своей неизменной приверженности принципам легитимизма. Тональность этих заверений определялась сочувствием к «несчастному монарху» и опасениями относительно возможного проникновения «мятежного духа» из Нового Света в Европу. Для себя же, не объявляя вслух, они уже пришли к мнению, высказанному русским министром иностранных дел К. В. Нессельроде в секретной депеше в июне 1822 года: «…неотвратимая сила вещей привела к тому времени, когда народы Южной Америки должны отделиться от своей метрополии» [392]. Только правительство буржуазных либералов Португалии, презрев возможные осложнения отношений со «Священным союзом» и соседней Испанией, осмелилось направить официальный ответ на манифест Cea. В ноте от 12 июня 1822 г. португальский министр иностранных дел С. П. Феррейра сообщал колумбийскому посланнику о решении правительства Португалии, ранее признавшего независимость Буэнос-Айреса, поступить таким же образом в отношении Колумбии. Поверенный в делах Португалии в США С. Констансио получил указание Лиссабона провести переговоры с Колумбией о развитии взаимовыгодной торговли между двумя странами [393]. Решение правительства Португалии свидетельствовало о назревавших переменах в Европе. Однако торжество монархической реакции в этой стране в мае 1823 года при поддержке «Священного союза» помешало осуществлению объявленных шагов.

Официальная реакция монархической Европы не была для колумбийского дипломата неожиданностью. Cea и не рассчитывал, что его акция немедленно откроет все двери Европы. Главная цель заключалась в том, чтобы пробить брешь в «стене молчания» и завязать диалог с широким спектром политических сил в Европе по вопросу о правомерности и обоснованности желания Великой Колумбии приобщиться к цивилизованному миру. И эта цель была достигнута.

В Париже печать живо, а порой и яростно спорила, обсуждая перспективы французской политики в испано-американских делах. Газета «Журналь де деба», опубликовав на своих страницах 18 апреля 1822 г. полный текст манифеста Cea, высказалась за направление в испанскую