Дипломатия Симона Боливара

Боливар был намерен противостоять центробежным тенденциям решительно и до конца. «Я не собираюсь… председательствовать на похоронах Великой Колумбии» [485], – говорил он. Вернувшись в Боготу в сентябре 1827 года, он стал добиваться созыва Национального конвента для пересмотра Конституции 1821 года и создания новых государственных институтов в духе боливийской Конституции. Таким виделся Освободителю путь к преодолению политического кризиса и обеспечению национального примирения.

В это время произошел окончательный разрыв между Боливаром и Сантандером. Идейные и политические противоречия переросли в открытую конфронтацию. Полярность характеров придала взаимоотношениям двух деятелей окраску непримиримости, а занимаемое ими высокое положение в государстве превратило их конфликт в фактор не только внутриполитической, но и международной жизни. До сих пор продолжаются споры о причинах разрыва между первым и вторым лицами Великой Колумбии и его влиянии на исторические судьбы страны. Для одних исследователей это трагическая дуэль двух политических лидеров-соперников. Находясь вдали друг от друга, они успешно сотрудничали, а оказавшись вместе, не смогли найти общего языка. Другие видят в этих событиях столкновение между либеральной демократией и единоличной диктатурой. Глубокая пропасть разделяет также точки зрения относительно «вины» обоих деятелей, высказываемые, с одной стороны, приверженцами Боливара, а с другой – поклонниками Сантандера. И очень редко историки обращаются к глубинным причинам столкновения двух выдающихся деятелей. А такие причины существовали. Борьба велась за различные альтернативы общественного развития молодых государств. Боливар олицетворял самобытный путь развития, основанный на осуществлении радикальных реформ и опоре на народные силы пробудившихся к жизни наций. Сантандер выступал за следование иностранным образцам и постепенную капиталистическую модернизацию при согласии с олигархией и поддержке северного соседа.

Сторонники Сантандера благодаря действовавшему избирательному регламенту получили большинство мест в Конвенте, заседавшем в Оканье в апреле-июне 1828 года. Не желая оказывать давление на его работу, Боливар терпеливо ждал решений, удалившись на краткий отдых в Букарамангу. Воспользовавшись этим, сантандеристы фактически провалили предложенную Освободителем программу преобразований, воспротивились созданию сильного и авторитетного правительства, необходимого для стабилизации политической обстановки и продолжения преобразований в социальной области. Тогда Боливар, следуя традициям эпохи борьбы за независимость, созвал в Боготе Народную ассамблею и с ее одобрения взял в свои руки всю полноту политической власти. В обращении к колумбийцам 27 августа 1828 г. Освободитель объяснял необходимость такого шага чрезвычайными обстоятельствами и провалом работы Конвента в Оканье.

Мы никогда не узнаем, вдохновлялся ли в те часы Боливар учением о революционной диктатуре своего идейного наставника Руссо, изложенным в «Общественном договоре», или же следовал неумолимой логике жесткой идейно-политической конфронтации. «Вся история учит, что политическая гангрена не лечится паллиативами» [486], – писал Боливар, находясь в Букараманге. Согласно точке зрения авторитетного венесуэльского историка наших дней X. Сальседо-Бастардо, Освободитель прибег к крайнему средству и временно принял на себя диктаторские полномочия в отчаянной попытке «дать новый импульс революции и сделать ощутимыми ее результаты» [487]. Действительно, последний период пребывания у власти Боливара отмечен рядом важных социальных декретов. Но при принятии чрезвычайных, во многом крайних мер были, конечно, и неправильные и даже трагически ошибочные решения, особенно те, что вели к дальнейшему сужению массовой опоры радикального крыла патриотов, превращению вчерашних союзников и попутчиков в явных или скрытых противников. Боливар вплотную столкнулся с трудноразрешимой дилеммой: каким путем резко повысить политическое сознание народа и можно ли перебороть инерцию отсталого общества?