Дипломатия Волков

Луэркас не понимал, что эти постоянные прикосновения ощущаются ею как насилие. Он говорил, будто причиной его смерти послужило нечто подобное происшедшему с ней… однако он уговаривал ее уступить, прекратить сопротивление, а это означало, что на самом деле он уже ничего не помнит.

Тем не менее лучше хоть что-нибудь делать, чем лежать во тьме и терпеть бесконечные прикосновения незнакомцев. Даня встала, и балахон сполз на пол. Она натянула меховые штаны, которые сшила для нее Тейайейи, жена хозяина, и переделанную специально для нее меховую куртку — подарок женщин из соседнего дома, — прятавшую шипы на ее хребте и суставах, подчеркивая возмутительное уродство. Потом Даня надела выложенные соломой сапоги — они согревали ноги, но оставляли на виду ее когти. Она прислушалась… Тейайейи, Гоерг и их дети мирно спали на сеновале, и Даня неслышно поползла по коридору, шедшему от большой комнаты, в которой она жила, к выходу. Хозяева спали чутко, и хотя они никогда не задавали ей вопросов, Даня считала своим долгом предоставлять им объяснения собственных поступков и передвижений — на все еще ломаном карганезийском.

Снаружи по-прежнему царила долгая ночь и арктическая зима. Низкие злобные звезды сияли холодным светом. Снег скрипел под плоскими кожаными каблуками ее сапог, ему вторило лишь завывание ветра на далеких сугробах.

Иди по главной дороге. Спустись к реке. А когда дойдешь до нее, переберись на другой берег и поверни направо вдоль утесов.

Она уже успела довольно хорошо ознакомиться с местностью. Нужно было хоть чем-нибудь заняться, и она предложила свои услуги деревенским жителям… Через несколько дней, с опаской, карганезийские женщины попросили ее вместе с ними носить припасы из далеких потайных складов в подземные дома. Она согласилась, и нагруженная пищей процессия уже возвращалась в деревню, когда на женщин набросилась стая лоррагов.

Звери эти, точнее Шрамоносные чудовища, прежде — до изувечившей их Войны Чародеев — были, наверное, медведями или волками, а может, и кроликами. Они рыли себе норы под снегом — и там, где такое было возможно, и там, где этого нельзя было даже заподозрить, и разгуливали по насту на четырех широких лапах, почти незаметные в своих плотных белых зимних шубах. Жуткие были звери, куда страшнее и коварнее волков — правда, чуточку поменьше, постройнее, побыстрее и покрепче. Четверо лоррагов, вынырнувших из проделанных под снегом ходов, ничем не предупредили о своем появлении и, не окажись здесь Даня с ее клыками и когтями, погибла бы не одна карганезийская женщина.

Спасение женщин — как, впрочем, и то, что селение не потеряло ни крохи еды, — помогло Дане снискать всеобщее доверие и благодарность. Теперь уже никого не смущало, что она покрыта Шрамами, не похожими на их собственные. Она стала участвовать во всех походах за провиантом; ее начали приглашать на обработку шкур и шитье, хотя Данины руки не были способны удержать крошечную костяную иголку или вставить в ушко тонкую жилку. Физическое сложение ее теперь более соответствовало занятиям охотой, и посему мужчины-карганы всегда рады были взять свою гостью с собой. Она обладала более острым обонянием и на коротких дистанциях успевала перехватить дичь, которая вполне могла бы уйти от хозяев здешних мест. Присутствие Дани положительно сказалось на благосостоянии поселка, и карганы, в свою очередь, были очень признательны ей. Женщины приносили ей подарки, старшие приглашали на советы. Ее приняли в племя, совершив положенный ритуал в дымовой хижине, и юноши, коим рано было ходить на охоту, вместе со стариками и искалеченными на охоте обновляли для нее заброшенный дом, как делали это для взрослых детей, остававшихся жить в деревне.

Ну а покуда жилье еще не было готово и очищено по традиции, ей приходилось делить кров с семейством Гоерга, копить подарки и то охотиться с мужчинами, то работать с женщинами.

Горечь не покидала ее. Даня не могла простить собственную Семью, не могла простить Сабиров; ей не удавалось забыть о Шрамах, превративших ее в чудовище, и не рожденном еще ребенке, плоде насилия. Горечь лишь усугубилась от того, что Даню приняли в племя карганов: ей трудно было забыть, что сами они являлись подобными ей чудовищами. Ее неотступно преследовала мысль, что ей никогда не вернуться домой, что она навечно извергнута из общества людей и что те из прежних знакомых, кто наверняка обрадовался бы встрече, никогда более не попадутся ей на жизненной тропе. Тем не менее… если б только она могла пройти через всю Иберу, не погибнув от рук людей в своем нынешнем облике; если бы только она сумела добраться до Волков, Семьи Галвеев, они приняли бы ее в свое общество, и она вышла бы в круг, где Увечные вершат свои чары. Ей пришлось бы таиться во тьме и видеть прежде любимый мир лишь глазами молодых Волков, еще не побывавших в кругу и поэтому свободных.