Дипломатия Волков

На этот вопрос Ри откровенно ответить не мог; не потому, что опасался доверить правду пятерым друзьям, а потому, что и сам не знал, в чем она заключается. Как объяснить им, что встреченная им вчера женщина из Семьи Галвеев проникла в самую суть его; что даже сейчас, когда ее нет рядом, он ощущает тепло ее тела, прикасавшегося к нему после схватки с бандитами… Как мог он объяснить им, что мысли его больше не принадлежат ему. Как объяснить, что, закрыв глаза и подумав о ней, он может непостижимым образом определить, где она находится и что чувствует… что сейчас, например, она разгневана из-за какой-то несправедливости и эта несправедливость непонятно отчего незримыми нитями связана и с ним, и с нею. Ри вздохнул.

— Она… такая, как я. Кроме того, она из Галвеев, поэтому мне не позволят взять ее, и поэтому наши хотят ее смерти.

Теперь уже все хмурились, не слишком-то одобряя его намерение вступить в борьбу с Семьей из-за женщины.

Янф спросил:

— И в чем же она похожа на тебя? Такая же безрассудная? Упрямая? Своевольная?

— Она — Карнея, — ответил Ри.

Молчание, последовавшее за этим откровением, по меньшей мере затянулось: лейтенанты Ри удивленно переглядывались между собой. Оно длилось и длилось — по мере того, как взгляды их обращались к нему.

— Карнея, — прошептал Янф. И вновь — молчание. Наконец Джейм сказал:

— Карнея — непростая девушка. Если мы ошибемся, она уничтожит нас. Я бы не вышел против тебя и с дюжиной вооруженных людей… едва ли она окажется слабее. Учитывая то, что сумела прожить так долго. — Он задержал в груди дыхание и с шумом выдохнул. — Единственная неосторожность… и все.

Джейм уставился на свои руки.

— Полагаю, ты собираешься взять ее во время захвата Дома Галвеев?

Ри кивнул.

— Мне кажется, в общем смятении можно будет вывести ее наружу так, что никто не обратит внимания. Я не могу выкрасть ее прямо сейчас — чтобы не поставить под угрозу планы Семьи, касающиеся нападения на Дом Галвеев. Ну а если я позволю себе подождать, покуда оно свершится, девушка почти наверняка окажется мертвой.

Янф спросил:

— Итак, во время вторжения мы в соответствии с планом отправляемся в Дом, но вместо того чтобы ловить и брать в плен Галвеев, ищем во всем этом колоссальном сооружении одну-единственную женщину?

— Правильно.

— Женщину, которая знает весь Дом изнутри, которая не хочет идти с нами и к тому же по чистой случайности способна превратиться в самый смертоносный кошмар, какой даже невозможно себе представить.

— Именно.

Янф пожал плечами.

— Я просто хотел убедиться, что все правильно понял.

Джейм вздохнул.

— Хорошо, в таком случае я просто не могу найти основания для отказа — иначе все вы не переживете и первой стычки. Так что записывайте и меня.

Никто не смог удержаться от смеха. Легко смеяться, подумал Ри, когда все хлопоты и опасности впереди. Когда у собравшихся здесь шестерых молодых людей только и заботы, что пить и есть в приятной тени пальмовых листьев, среди сладких ароматов жасмина и роз. Однако все пятеро только что согласились умереть за него, если придется, и он не мог себе позволить забыть этого или не обратить внимания на то, сколь много значит такое согласие.

— Сейчас она находится в посольстве Галвеев. Перед свадьбой они отправят ее в Калимекку — вместе с прочими, кто не способен участвовать в бою. И до того нам придется выяснить, кто она.

— Так ты не знаешь ее имени? — простонал Янф. Джейм вздохнул.

— Но если мы не знаем ее, то каким образом ты предполагаешь ее найти?

— Я покажу ее сам.

Ри шел на это без особой охоты; хотя создание видимого образа не считалось сколь-нибудь выдающимся и тем более губительным чудом, до сих пор даже лучшие друзья не знали о его умении ворожить. Им было известно о лежащем на нем проклятии Карнея: однажды он перевоплотился, чтобы спасти жизнь Янфу, когда оба они, еще совсем юные, проявили неосторожность и очутились лицом к лицу с превосходящим численностью врагом. О магии Ри тем не менее помалкивал, потому что занятие это считалось весьма предосудительным, чего, пожалуй, ему не простили бы и лучшие друзья.

И это лишь доказывало, насколько он обезумел. Он собирался открыть перед ними секрет, который хранил пуще всего, причем осмеливался сделать это для того, чтобы спасти жизнь женщины, рожденной его врагами. И остававшейся его врагом. Женщины, которую он просто обязан ненавидеть.

Только почему в сердце его не было ненависти к ней?

Хотелось бы знать.