Кеннан Джордж
Дипломатия Второй мировой войны глазами американского посла в СССР Джорджа Кеннана
Кеннан Джордж
Дипломатия Второй мировой войны
глазами американского посла в СССР Джорджа Кеннана
Пер. с англ. Л.А. Игоревского, Ю.Д. Чупрова
{1}Так обозначены ссылки на примечания. Примечания после текста.
Аннотация издательства: Книга лауреата Пулитцеровской премии Джорджа Кеннана, видного американского дипломата, посла в СССР с 1954-го по 1963 г., аналитика, советолога, автора многочисленных трудов по американской дипломатии и внешней политике, повествует о сложном с точки зрения развития ситуации в Европе периоде мировой истории: канун Второй мировой войны, крупные военные конфликты, послевоенный передел Европы и противостояние двух политических систем. Автор представляет свое мнение о происходившем, дает яркие, хотя отчасти спорные портреты Иосифа Сталина и Теодора Рузвельта, других выдающихся политических деятелей, знакомит с личными прогнозами развития России после войны, делает любопытные зарисовки из жизни сталинского окружения и сотрудников иностранных дипломатических миссий.
Содержание
Часть первая
Глава 1. О себе
Глава 2. Подготовка к работе в России
Глава 3. Москва и Вашингтон в 1930-х годах
Глава 4. Прага, 1938-1939 годы
Глава 5. Работа в Германии в военное время
Глава 6. Португалия и Азорские острова
Глава 7. Европейская консультативная комиссия
Глава 8. Москва и Польша
Глава 9. Москва и победа в Европе
Глава 10. От дня победы в Европе до Потсдама
Глава 11. Длинная телеграмма
Часть вторая
Глава 12. Национальный военный колледж
Глава 13. Доктрина Трумэна
Глава 14. План Маршалла
Глава 15. Статья "X" и "доктрина сдерживания
Глава 16. Япония и Макартур
Глава 17. Североатлантический альянс
Глава 18. Германия
Глава 19. Будущее Европы
Глава 20. Последние месяцы в Вашингтоне
Приложения
Примечания
Часть первая
Глава 1.
О себе
Конечно, разные люди в различной степени помнят свои детство и юность. Боюсь, что у меня сохранилось об этих временах не так уж много воспоминаний. К тому же в наш стремительный век человека фактически отделяет от его собственного детства большее расстояние, чем в более спокойные времена, когда не было ни таких технологических переворотов, ни демографических взрывов, ни других столь бурных перемен. Углубляясь в эти воспоминания, я вижу перед своим мысленным взором худощавого, тихого, погруженного в себя студента, затем, более смутно, - не очень опрятного кадета военной школы. И уж совсем немногое я могу вспомнить о школьнике, который путешествовал из дома в школу и обратно по улицам Милуоки на новом трамвае, поражавшем тогда его воображение, весьма неохотно, с большим неудовольствием посещал по субботам школу танцев и так глубоко погружался в собственные грезы, что мог иногда часами не замечать того, что происходило вокруг. Своего более раннего детства я совершенно не помню. Можно, конечно, утверждать, что этот ребенок был очень чувствительным и с опаской относился к окружающему миру (так как рано лишился матери); однако это по большей части известно по рассказам других или в результате моего собственного анализа в более зрелые годы, а не по моим собственным воспоминаниям.
Другая трудность, с которой я сталкиваюсь, когда пытаюсь рассказать о своей жизни с самого начала, состоит в том, что в моем юном сознании, в большей мере, чем это бывает у других, отсутствовала четкая граница между миром фантазий и переживаний и миром реальности. В детстве мой внутренний мир был моим и только моим, и мне и в голову не приходило разделить мои переживания с другими людьми (со временем это свойство постепенно уступило место большему реализму). Моя внутренняя жизнь в то время была полна волнующих загадок, смутных страхов и того, что принято называть откровениями. Например, необычного вида темное и мрачное кирпичное здание с аркой над входом, неподалеку от нашего дома, казалось мне исполненным жуткой значительности, а в деревьях ближайшего к нам парка Джуно, по моему тогдашнему убеждению, жили эльфы (моя кузина Кэтрин рассказывала об этом моей сестре Фрэнсис, и я, конечно, поверил в этот рассказ).