В первый раз меня исключили из комсомола после отчисления из академии, однако в воинской части, куда меня направили, на это не обратили внимания и в комсомоле оставили.
Во второй раз меня исключили из МГУ за историю с самогонным аппаратом. Когда я поступил на работу в Комитет по координации научных работ, я, как ни в чем не бывало, явился в комитет комсомола МГУ за своим личным делом. Девочка из учетного отдела нашла мое дело, а в нем листок, где было написано, что выдавать его на руки нельзя, нужна беседа с инструктором. Но девочка оказалась доброй, я пообещал ей, что непременно побеседую с инструктором, и она отдала мне дело вместе с листком, который я при выходе из МГУ уничтожил. А через год я стал секретарем райкома комсомола.
Позже ретивый секретарь из МГУ, особо настаивавший на моем исключении, оказался в командировке в Алжире и потерял паспорт. Ему пришлось идти в консульский отдел посольства, к консулу, то есть ко мне. Он вошел в мой кабинет бледный, не поднимая глаз. Я не стал его слушать, просто подписал бумагу «Выдайте документы для возвращения домой» и вежливо улыбнулся. Даже не напутствовал «Не теряйте больше документов». Он спросил:
— Меня в Москве накажут?
— Нет. Мы ничего не сообщим.
В 1975 году меня пригласили в МГУ прочесть лекцию по международному положению. Главный университетский зал был полон. Секретарь парткома меня представила:
— Первый секретарь Первого европейского отдела Министерства иностранных дел.
А пока я шел к трибуне, добавила:
— Олег Сергеевич выпускник нашего университета.
Зал аплодировал. Уже с трибуны я увидел аплодирующую мою бывшую руководительницу. К моему удивлению, я потом узнал, что она так и не защитила диссертацию. Говорили, что ее кто-то «валил».
10. Дитя манежа
10.1. Ах, эти женщины в трико
Когда меня спрашивают:
— Ваши родители ученые, дипломаты? — я отвечаю:
— Увы, нет. Я дитя манежа. Я родился в цирке.
Обычно после этих слов я ожидаю, что люди, считающие себя острословами, — а таких всегда немало — весело спросят:
— В какой клетке?
На самом деле родился я не в цирке. Но мои родители работали в цирке, много гастролировали. И именно в цирке мой отец, в ту пору инспектор манежа, или, как тогда называли, шпрехшталмейстер, познакомился с моей матерью, тогда танцовщицей кордебалета (та самая, которые «Ах, эти женщины в трико»).
Однажды с мамой приключилась история. Она тогда выходила в кордебалете аттракциона Юрия Дурова. Во время представления она споткнулась, а так как была самой маленькой по росту и шла последней, то упала прямо под ноги идущему сзади слону. Цирк замер. Слон медленно опускал ногу прямо ей на голову. И вдруг, почти коснувшись головы, задержал ногу. Мать вскочила, отбежала. Слон спокойно опустил ногу. Зрители зааплодировали, они решили, что это очередной трюк. Дуров не мог прийти в себя несколько минут. С отцом, который в это время стоял за форгангом, чуть не случился обморок.
Позже, когда мне уже было семь лет, Юра подвел меня к этому слону, и я покормил его морковкой.
После моего появления на свет мама решила сделать свой номер. Из какого-то зоопарка привезли черную пантеру, и мама убедила начальство дать ей возможность сделать с ней номер. Специалисты начали готовить пантеру для выхода на манеж. Это обычная практика. В цирке тот, кто не имеет цирковой профессии, обычно начинает с номеров с животными. Их кто-то готовит, а на арену выходит новичок.
Все было хорошо, мать уже несколько раз входила в клетку с пантерой, кормила ее, но… Как-то папа проходил мимо клетки с пантерой, увидел разъяренную хищницу и сказал: «Никогда! У тебя годовалый сын, я не хочу, чтобы он рос без матери».
В это время был объявлен набор в новый балетный коллектив «Танцы народов СССР». Отец настоял, чтобы мама участвовала в конкурсе. Конкурс был сложным (чем не A Chorus Line с Майклом Дугласом), но она понравилась набиравшему танцовщиц Игорю Моисееву, и он взял ее в состав своей первой труппы. Недавно я видел фильм о Моисееве и среди танцовщиц узнал свою мать.
А пантеру так и не выпустили на манеж. Дрессировщики нашли ее очень агрессивной и отправили в зоопарк.
Через двадцать пять лет я почти повторил историю матери, только не с пантерой, а со львами.
Прекрасный послевоенный фильм «Золушка» недавно был показан в цвете. Режиссеры, делавшие, как теперь говорят, «оцветовку», рассказывали, что у них были трудности с цветом глаз главной героини Янины Жеймо, игравшей Золушку. Не сохранилось ни одной цветной фотографии актрисы.
А я мог бы прийти им на помощь.
Жеймо была подругой моей матери, они вместе работали на эстраде, иногда в разговоре переходили на польский язык. Янина как-то сказала ей: «У твоего сына точно такой же цвет глаз, как у меня, — голубые с серым отливом». Мать согласилась.
Когда я посмотрел фильм в цвете, то обратил внимание на цвет глаз Золушки. Режиссеры не ошиблись. Он был точно такого же цвета, как у меня.