Кагэбэшники не интересовались перепиской. «Мы в курсе», — говорили они.
Я понимал.
Раз уж зашла речь о религии.
Во время своей первой командировки в Алжир на одном из приемов я оказался рядом с кардиналом Северной Африки.
— Я не верю в Бога, — сказал я ему с юношеским задором.
— C’est n’est pas grave, — ответил он, — Ce sera plus important qu’il vous croie. («Это не так важно. Важнее, чтобы он верил в вас».)
Должен признаться, что фразу кардинала я запомнил и старался следовать его словам. Когда позже я рассказал об этом заведующему Первым европейским отделом Анатолию Адамишину, человеку осторожному и склонному к философии, он одобрительно покачал головой:
— Самое главное — не грешить. И довольны будут и бог, и партийная организация.
5.3. Будни Первого европейского отдела
— У Володи Гневашева будут неприятности. Мне звонили из парткома. Пришла анонимка по поводу его машины.
Это мне доложила наша машинистка Лида Казакова. Раньше она работала в парткоме и знала тамошних машинисток.
Я тут же побежал к Володе. Проблема была ясна. Володя уезжал в Голландию и продал свою волгу. Продал в официальном комиссионном магазине, поэтому цену продажи скрыть было нельзя. А была она почти в два раза больше той, за которую он купил машину четыре года назад.
Тут же раздался звонок из парткома. Секретарь парткома Виктор Стукалин пригласил Володю к себе на два часа. До беседы оставалось четыре часа…
В два часа Володя зашел в кабинет Стукалина.
— Как дела? Когда летишь? — приветствовал тот Володю.
Общие слова и наконец:
— А с машиной что делать будешь?
— Я ее продал.
— Правильно сделал. Приедешь, купишь новую. Где продавал?
— В комиссионном.
— Правильно. С рук опасно. Сколько получил?
— 22 тысячи.
— А купил за сколько?
— За 12.
Стукалин развел руками:
— Как же так, Володя! Нехорошо. Спекуляция.
Володя сделал вид, что оправдывается.
— Продал мужикам из Средней Азии. Денег у них целый атташе-кейс. Деньги-то это наши. Сам знаешь, какие у них цены на рынке!
— Знаю, Володя, знаю, — сокрушался Стукалин. — Спекулянты они. Это дело милиции. Но ты-то. Коммунист!
— Ах я! А я всю разницу перевел в Фонд мира.
Стукалин удивился и обрадовался:
— И квитанция есть?
Володя протянул квитанцию. За те четыре часа, что у него оставались до визита в партком, он съездил в сберкассу, снял деньги со сберкнижки и там же перевел их в Фонд мира.
— Как камень с сердца! — радовался Стукалин. — Молодец ты, Володька. Ну ничего я не мог поделать. Сам понимаешь: анонимка. Мои девчонки через вашу Лиду тебя предупредили. Это все, что я мог сделать. Я бы этих анонимщиков! А десять тысяч… Да черт с ними. Больше заработаешь в Голландии.
Стукалина я знал еще с комсомола и всегда считал его порядочным человеком.
Однажды звонок в семь утра. Володя Гневашев:
— Я крупно влип. Вчера перебрал и попал в вытрезвитель. Выручай.
Я понимал его положение. Он только что был утвержден посланником в Голландию и должен был улетать через две недели. Если в МИД придет сообщение из вытрезвителя, на три-четыре года выезд за границу ему будет закрыт.
— Выручай. Я сам взятки давать не умею. Боюсь, влипну еще больше.
— Сколько ассигнуешь?
— Пару сотен достаточно?
— Попытаюсь обойтись одной.
Через час я уже был в вытрезвителе. Меня принял начальник, строгий подполковник баскетбольного роста.
— Сегодня ночью у вас был мой друг Владимир Гневашев. Он очень переживает по поводу того, что испачкал пальто какой-то женщины. Он не знает, как ее найти. Не могли бы вы передать ей некоторую сумму в виде, так сказать, компенсации. Чтобы она смогла купить себе новое пальто.
И я совершенно открыто протянул ему сотенную бумажку.
Подполковник не размышлял ни минуты:
— Я не знаю, кто эта женщина. Но мы ее найдем. Подождите меня.
Он вышел и вернулся через пару минут:
— Женщину мы пока не нашли. Но обязательно найдем. А что касается вашего товарища… Такой благородный поступок! К сожалению, его дело мы уже переслали в отделение, но я вас уверяю: они нам его вернут.
И добавил:
— Слово офицера.
Подполковник сдержал слово. Володя спокойно улетел в свою Голландию.
Ребята из итальянского сектора прозвали меня землемером.
Как-то я нашел список титулов и профессий людей, к которым в Италии нужно обращаться без слова «синьор». Среди них значилась уже достаточно забытая, но когда-то очень важная профессия — землемер, по-итальянски geometro.
Когда я рассказал о своей находке ребятам из итальянского сектора, те дружно стали звать меня geometro. Заведующий отделом А. Адамишин, в прошлом переводчик с итальянского языка, охотно поддержал шутку.
Однажды очень серьезный человек из Отдела международных организаций поинтересовался, почему меня зовут землемером.
— А я могу в уме перемножать пятизначные и шестизначные цифры, — ответил я и, не дав ему опомниться, добавил: — И, что странно, четырехзначные могу, а трехзначные и двузначные не могу.
— Действительно, странно, — согласился он и вздохнул: — Всякое бывает.