Дипломаты, шпионы и другие уважаемые люди

Если кагэбэшники практически не скрывали от нас, дипломатов, свою «ведомственную» принадлежность, то грувцы свои связи с «Аквариумом» (штаб-квартирой ГРУ в Москве) держали за семью замками. Бывало, им удавалось вводить в заблуждение даже дипломатов. Говорили они по-французски с каким-то особым акцентом. Мне рассказывали, что акцент этот они получили от преподавателя их высшей школы. Я всегда удивлялся, как их не вылавливают из-за этого акцента. А может, вылавливают?

518. Холуйство как смысл жизни

— Я к нему прикоснулся, — со сверкающими от счастья глазами поделился со мной радостью первый секретарь посольства Коля Грибков.

В Тунисе тогда находилась делегация во главе с кандидатом в члены Политбюро Петром Демичевым. И прикоснулся Коля к Демичеву.

Я ему объяснил, что даже члены Политбюро — просто люди, и еще в Библии сказано: не сотвори себе кумира. Но на Колю это не действовало:

— Как ты не понимаешь! Он живет в другом мире. Он почти полубог.

Однажды Коля провожал в тунисском аэропорту заведующего отделом А. А. Шведова. Подходя к трапу самолета, Шведов обернулся и помахал ему рукой.

— Он мне помахал рукой! — Колиному счастью не было предела. — Он помахал мне рукой!

Потом он повернулся к заведующей канцелярией Марине Суховерховой, молодой красивой девушке, за которой, кстати, ухаживал, и — уж верьте или не верьте — восторженно признался:

— От радости я чуть было не описался.

Я работал в различных учреждениях, много видел холуев, но таких холуев, как в советском МИДе, не встречал нигде.

519. Шутка резидента

— Нам с тобой надо жить в дружбе, — сказал мне однажды резидент. — Если ты захочешь сделать мне неприятность, ты можешь написать в Москву, ну, скажем… что я сожительствую с какой-нибудь секретаршей. Тебе, конечно, не поверят, но меня на всякий случай отзовут и не будут выпускать за границу года два-три. Но и я могу тебе сделать неприятность. Могу написать в Москву, что ты носишь бумаги в американское посольство. Мне, конечно, не поверят, но тебя отзовут и тоже не будут выпускать за границу года два-три. Так что нам надо держаться друг друга.

В каждой шутке есть смысл, особенно в шутках полковника КГБ. Смешнее всего было то, что я, получив приглашение от тети приехать к ней в Новый Орлеан, за день до беседы с резидентом интересовался у американского посланника визой в США, а он сожительствовал — и я это знал — с секретаршей торгпредства.

12.3. От «вав» и Либермана к пустышке Горбачеву

520. Омерзителен и трагически туп

Александр Зиновьев как-то спросил меня:

— Вас ностальгия не мучит?

— У меня есть прекрасное средство простив ностальгии, — ответил я. — Антиностальгин, — и вытащил из стола портрет Горбачева.

— Омерзительная личность, — согласился философ.

— Одна из самых мерзких личностей конца века, — добавил я.

— И трагически туп, — закончил разговор Зиновьев.

521. Первое знакомство с Горбачевым

В первый раз я увидел Горбачева в работе во время совещания в ЦК КПСС.

В последний день ждали Андропова. Мы собрались в малом зале политбюро. Ждали около часа. Потом появился С. В. Червоненко, заявил, что «Юрий Владимирович заболел, текст его доклада прочтет Горбачев», и добавил:

— Михаил Сергеевич будет замещать Юрия Владимировича по основным вопросам.

С того дня Андропов на публике больше не показывался. А через неделю был сбит корейский самолет. Военные врали членам политбюро. Горбачев справиться с ними не мог. И снова всплыла фигура Константина Черненко.

Горбачев шустро прочел доклад, бойко отвечал на вопросы. В кулуарах беседовал с нами. Надо признаться: он тогда произвел на меня хорошее впечатление. Я сказал сидевшему рядом со мной заведующему отделом ЦК Леониду Замятину:

— А он неглуп.

— Не торопись с выводами, — ответил мне опытный дипломат.

522. Миром уже нельзя

В последнюю мою поездку в Москву мой старый приятель Борис Чугин, тоже бывший секретарь райкома комсомола, пригласил меня поужинать с его друзьями, руководителями крупных московских автохозяйств. Я слушал их мнения о положении в стране.

— Теперь наши шоферы свободные. Хотят — работают, хотят — нет. Парткома нет, в такси девок трахают, жены по привычке к нам жаловаться приходят, а мы им: свобода теперь. КГБ не боятся — валютой спекулируют, баб иностранцам в открытую продают. Все бы хорошо, да вот выпивать запретили. Ты представляешь, что это такое: свободный мужик, а нельзя пить?

— И что дальше? — спросил я.

— КГБ и военные должны взять власть. Миром уже нельзя.

523. Невозвращенцы и извращенцы

Владлен Кутасов, которому я обязан превращением из клерка Государственного комитета по науке сначала в секретари райкома комсомола, а потом во вторые секретари посольства в Алжире, был очень идейным коммунистом. Меня удивило, когда в 1985 году на праздновании его шестидесятилетия он отозвал меня в сторону и сказал:

— Ты знаешь иностранные языки и бываешь за границей. Раньше тех, кто не возвращался из-за границы, называли «невозвращенцами», а теперь тех, кто возвращается, — «извращенцами». Понял?

524. Три буквы и коллективизация