Дипломная работа

– Ой, как здорово! – искрюсь радостью и улыбкой, – Слу-ушай… Антон Палыч, а у меня ведь на тебя большие планы!

– Университет? – он тросточкой приподнял шляпу и изогнул весело бровь, не обидно посмеиваясь над моим щенячьим энтузиазмом.

– Как ты… а, ну да! Хм… кафедра русской литературы, а?! И всё… – выделяю голосом, – вот прямо всё по своему разумению устроить можешь!

– Хм… – Чехов задумчиво качнулся на носках, и констатировал не без нотки сожаления в голосе, – не выйдет. Образование у меня не профильное…

– Это как раз ерунда! – хватаю его за руку, готовый уговаривать, ибо Чехов… ну Чехов же! Если не он, то кто?!

– … да и сыровато в Кантонах для меня. Боюсь, как бы ухудшение не началась.

– А… ну да, тогда лучше не надо! – сникаю я, и тут же нахожу плюсы, – Ну и так хорошо! Жив, относительно здоров… это ж сколько ещё написать успеешь!

– И это тоже… – Чехов выцепил глазами очаровательную женщину лет тридцати, продефилировавшую в нескольких метрах от нас, и…

… глазками в Антон Палыча, как из корабельных орудий главного калибра!

– Да иди уже, – смеюсь, – и это тоже, да! Успеешь! Теперь – всё успеешь!

Хмыкнув, отсалютовав мысленно Чехову, и порадовался, что сценическая оратория уже закончилась, и не нужно снова подниматься, представляя очередного оратора. И…

… забавно, но только сейчас обратил внимание, что не было никаких пригласительных и фэйс-контроля, а сегрегация – вот она!

Те, которые "право имеют", на пятачке вокруг сцены, прочие – в отдалении. Само так получилось, вот ей-ей! Нет никакого разделения на "чистую" и "нечистую" публику, а поди ж ты… безо всяких городовых поделились.

– Егор Кузьмич! Егор Кузьмич! – окликнул меня кто-то запыхавшийся.

– Александр Никитич! Вальцуев, верно? – жму руку студенту.

– Вы… помните? – вид ошарашенный и взъерошенный, как у не ко времени разбуженного филина. Луп-луп глазами… и голову набок, давно не стриженную.

– До старческой деменции далеко, – искренне удивляюсь вопросу.

– А… ну да, – он справляется с волнением, – мы с товарищами…

Судорожное движение подбородком куда-то в сторону, не отпуская моей руки.

– … попали под каток репрессивного аппарата, и… вот, волчий билет, и…

– Ага, ага… и много вас? – оглядывая подтянувшихся товарищей, изрядно потрёпанных и выглядящих неважнецки.

– Пятеро, – он зачем-то оглядывается на друзей, отпуская наконец мою руку, – а вообще двадцать два человека бывших студентов прибыло.

– Только, – смущается Александр Никитич, – не могу ручаться за всех. Полагаю, не все наши товарищи готовы… хм, вновь стать студентами.

– Не страшно, – смахиваю его смущение улыбкой, – нам образованные люди край как нужны! А учиться можно будет и без отрыва от работы! Вам есть где остановиться?

Остановиться было негде, равно как и не на что…

– Не страшно! Остановитесь у меня…

– Право слово, Егор Кузьмич… – начал было Вальцуев.

– Не стесните, – перебил я, – и да – вполне удобно! Пустующих комнат у меня полно, еда здесь дёшева необыкновенно, так што в тягость не будете! Заодно и расскажете новости московские.

– Вы, кажется, по части естественных наук, – перескакиваю с темы, сбивая неуместное смущение, – так?

– Биолог… то есть, будущий биолог! – спохватывается Александр Никитич, поправляя пенсне.

– Замечательно! А ваши товарищи? Ах, почвовед… чудесно, чудесно! И химик?

Всячески обнадёжив и обласкав их, отправил к столам подкрепиться, сам же решил найти к Житкова с Корнейчуковым, похвастаться новым приобретением. Волчий билет…

– … ха! Идиоты! Биолог, почвовед, химик… золотой фонд, а им – билет!

– Как ещё не сели, – хмуро добавил Борис, кивая в такт моим словам, и…

…тяжёлая винтовочная пуля, войдя в лоб, разбрызгала затылок Житкова, ставшего передо мной, и на моё лицо брызнуло тёплым.

Девятая глава

– Нашли стрелка, но… – Котяра безнадёжно машет рукой, искажая лицо в болезненной гримасе, – стрелять в Африке умеют. Сорок пуль при задержании, это…

– … опознавать нечего, – доканчиваю за него, потухнув душой. Сидим молча, слышно даже жужжание мух в душном номере отеля, да перекличка чернокожей прислуги на улице.

На неудобном комковатом диване затекла нога, но…

… у меня странное состояние безразличия к удобствам, и какое-то болезненное стремление наказать себя за смерть Житкова.

– Совсем ничего? – интересуюсь на всякий случай, у Котяры, сидящего в кресле марионеткой с обрезанными нитками. Кукла человеческая… Не знаю, что уж там он испытывает, но с Борисом они дружили, и крепко.

– Восемь или девять пуль в голову, – мертвенным голосом ответил бывший хитрованец, глядя куда-то в угол незряче.

– Н-да… Африка во всей её красе, – мрачно констатирую я, и вновь хочется закурить – чтоб горло продрало, закружилась голова, и губы обожгло горьким никотиновым привкусом, – Оказывается, вооружённые граждане, готовые прийти на помощь, не всегда к месту.

– Сделаем всё… – начинает Иван, шевельнувшись.

– Не винись! – прерываю его, и встав, подхожу к окну, распахивая его на всю ширь. Сквозняк, ленивый как местные слуги, проникнув в комнату, лизнул меня в щёку и влажно пошевелил шторы, но не принёс облегчения.