Дипонегоро

Престарелый Гунс отличался живостью характера и непоседливостью. За этот год он успел побывать у своего приятеля сусухунана Суракарты, и у султана Джокьякарты, и в Семаранге, и в Магеланге. В соседний с Батавией Бантам он добрался быстро, без всяких приключений.

Главной темой разговора были, разумеется, цветы, луковички. Затем за чашкой кофе, как водится, заговорили о политике, о том, что на Суматре все еще неспокойно, корсары Аче продолжают топить голландские корабли, в Бантаме тоже вот-вот разразится новая война.

— Я пригласил вас на новоселье с умыслом, — сказал Деккер. — Мне нужны кое-какие сведения о деятельности Нидерландского торгового общества, Я собираюсь написать большой труд…

Гунс понимающе сощурился: Рафлс написал «Историю Явы», Босх занимался политической экономией. Но они оба плохо кончили… Гунс никогда ничего не писал, кроме доносов на генерал-губернаторов. Правда, кое-какие мысли он заносил в дневник. Но все это не для печати.

— О, сведения… У меня их накопилось много, и все они в вашем распоряжении. Сохранились даже расчетные ведомости.

Откуда было знать Гунсу; что его приятель Деккер, крупный чиновник колониальной администрации, заклятый враг этой администрации и Нидерландского правительства и в то же время верный друг мятежных туземцев, нищего яванского люда?

Всего лишь через четыре года после этой встречи мир будет потрясен небывалым событием — выходом в свет бунтарского романа «Макс Хавелаар» некоего Мультатули. Потом все узнают, что под этим псевдонимом скрывается не кто иной, а Деккер. Деккера вышвырнут из колониальной администрации за «вольномыслие и неосмотрительные действия». Это он скажет о нарастающем в Бантаме восстании: «О, если бы я вместо терпения и уговоров вступил тогда на путь применения силы! Достаточно было одного моего слова, и восстание, конечно бы, заварилось. Целую ночь я обдумывал и взвешивал, И решил: прекратить сопротивление. Я намерен был помочь им иными путями. Да, я пожалел этих бедняг, которые пошли бы за мной, чтобы потом расплатиться собственной кровью за каких-нибудь два дня торжества. И все-таки я жалею, что отступил тогда, что у меня не хватило решимости. Я был слишком мягок, и это мне наука на будущее, в случае если представится возможность пот вернуть Голландию иными средствами, не только через мои писания».

Вот с каким человеком разговаривал Гунс о политике и цветоводстве.

Может быть, Деккер несколько переоценивал свой авторитет у жителей Лебака, может быть, он недооценивал возможности крестьян, и жалость его осталась лишь жалостью одинокого правдоискателя…

Он был личностью совсем иного склада, чем Дипонегоро, Имам Бонджол, Сентот, Паттимура. И трудно сказать: пошло бы или нет за иноземцем, за голландским чиновником крестьянство Нусантары.

Но подлинно известно, что оно пошло за другими, за теми, кто не «жалел бедняг», а помогал им высвободиться из рабства. Подвиг Деккера-Мультатули велик: он разоблачил перед всем миром голландских колонизаторов, воззвал к совести человечества.

— Сведения, сведения… — говорил Гунс. — Я близко был знаком и с Дандельсом, и с Рафлсом, и с Капелленом, и с Босхом, видел даже мятежного принца Дипонегоро, который начисто разорил казну Нидерландов. Он обошелся нам в двадцать миллионов! Кстати, получено сообщение из Макассара: Дипонегоро умер… Я всех их знал…

Деккер снял широкополую соломенную шляпу.

— Я завидую мужеству этого человека. Он был истинным сыном своего века и своего народа… А таким, как я, остается лишь кричать во все горло о пожаре…

И, меняя тему разговора, уже с философским спокойствием произнес:

— Не удивляйтесь, менгер, что яванская земля не желает питать своими соками голландские тюльпаны: ведь ничто не является менее нидерландским, чем почва, климат, фауна, флора этих островов. Ничто не является менее нидерландским, чем история их обитателей, их предания, их религия, их понятия, их нравы и… их интересы…

Х ОГНЕННЫЕ СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ

Буржуазный экономист Стоквис в свое время писал: «Здесь мы видим народ, живущий не юридически, а фактически в рабстве. Его душа полна страха перед его правителями; сами же правители научились бояться колонизаторов. Вся храбрость и дух свободы, живший еще в яванцах, уничтожены грубыми действиями компании и злой волей ван ден Босха, который вновь высасывает соки из гибнущего народа…»

Мультатули сравнивал «систему принудительных культур» с… единой сетью труб с бесчисленными ответвлениями, делящимися на тончайшие трубочки, которые заканчиваются в груди миллионов яванцев и связаны с главной трубой, которая соединена с паровым насосом, в то время как при частной эксплуатации каждый авантюрист может подключаться ко всем трубам и может пустить в ход свой собственный насос для выкачки прибыли.

Достаточно сказать, что только за сорок лет действия «системы принудительных культур» Голландия выкачала из Индонезии восемьсот миллионов гульденов!