Директория. Колчак. Интервенты

Все попытки власти замедлить «на неопределенное время» отъезд парламентской комиссии не увенчались успехом. 5 января комиссия выехала на север.

Задержка нашего вагона на станции Евгеньевка (Спасск) японским комендантом быстро была устранена моим вмешательством как председателя русско-японской согласительной комиссии.

В Имане, на полпути между Владивостоком и Хабаровском, комиссии пришлось несколько задержаться: пропускали встречные поезда.

Впечатление пестрое. Глухой таежный городишко с мелкими китайскими лавчонками, торгующими разным хламом. Прежняя жизнь замерла.

Апатия, неуверенность в завтрашнем дне. Многие, в том числе и железнодорожники, ликуют, но, главным образом, из-за перехода от коммунистического пайка к жалованью. Денег давно уже не видели.

На линии железной дороги ощущение беспомощности тыла, тяжелые переживания больных и раненых бойцов, не обеспеченных в достаточной мере ни от голода, ни от суровых в эту зиму морозов.

В Бикине первое серьезное разрушение – испорчен мост огромной ценности. Еще большее разрушение моста на реке Кий. Здесь, впрочем, кипит работа по восстановлению. Тем не менее «кийская пробка» очень болезненно чувствуется населением. Она тормозит и работу армейского тыла.

Крестьяне, казаки, железнодорожники проникнуты одним желанием: «Скорей бы сквозной путь». Нет подвоза необходимых товаров, нет заработка, чувствуется заброшенность среди снега и морозов.

Деревня стонет от грабежа и насилий хунхузов. Волна хунхузнического движения, начавшаяся в верховьях Уссури, распространяется вниз по течению реки к району Хабаровска. В составе банд китайцы, корейцы и русские, есть даже русские женщины. Во всем этом движении чувствуется определенное организационное начало, преследующее путем террора распространение паники в населении. Главный удар направлен по казачеству. Комиссию осаждают просьбами об оружии.

Казаки, нашедшие хоть какое-нибудь вооружение, легко справляются с хунхузскими бандами, несмотря на их прекрасное вооружение и превосходство в числе. Любопытна деталь: хунхузы особенно старательно забирают у населения теплую одежду и обувь. Это, между прочим, ставит в очень тяжелое положение белых повстанцев, лишенных притока теплой одежды с тыла. А морозы становятся все лютее и лютее. Давно уже термометр застыл на 40 градусах. Мороз становится страшнее пушек и пулемета.

Хабаровск. Общий вид города, несмотря на только что пережитую тревогу – нападение партизан Бойко-Павлова, кажется чрезвычайно спокойным. Внешний порядок образцовый. Кое-где следы прошлогоднего апрельского выступления японцев – это остовы нескольких разрушенных зданий, в том числе и прекрасных каменных построек бывшего кадетского корпуса.

На вокзале комиссию радушно встретили представители города. Правительственные агенты и здесь, как и на всем пути, делают вид, что они ничего не знали о нашем приезде. Видимо, не знал об этом и местный казенный листок «Приамурский край».

Правительственная пресса здесь не в почете. Мы слишком долго питались «правдой» из «Вперед» (орган бывшей здесь амурской власти), а потому не особенно охотно и во всяком случае без особого энтузизма пойдем за «правдой» и из «Назад».

По пути в гостиницу огромная похоронная процессия, сопровождающая семь гробов, положенных на простые крестьянские сани. Это – последний долг павшим во время нападения партизан 12 января.

Нападение было задумано широко, при поддержке силами, находящимися в самом городе. Главный удар был направлен на штаб командующего белыми повстанцами генерала Молчанова, и он не был вырезан только случайно. Внутренние городские силы отказали в решительную минуту, а застигнутый врасплох штаб, благодаря исключительному личному мужеству Молчанова и начальника его штаба Ловцевича, быстро оправился и перешел от обороны к нападению. Ловцевич был легко ранен.

Здесь, в Хабаровске, как и за долгий путь сюда, комиссия, путем переговоров и личных наблюдений, имела возможность выяснить положение дел и все те безобразные условия, которые не только обрекали на тяжкие лишения повстанцев, но и сулили неизбежный крах авантюре, задуманной Меркуловыми. Еще из Имана комиссия била тревогу по поводу теплой обуви.

Мы знали, что усилиями Владивостокской городской думы послано 2500 пар валенок, но это, конечно, не разрешало вопроса. Армия нуждалась не только в снабжении теплой одеждой, она ощущала недостатки в продовольствии, в боевых припасах, в санитарном имуществе, в благоустроенном тыле и т. д.

В самый разгар выполнения своей широко намеченной программы комиссией была получена телеграмма, категорически требующая нашего возвращения во Владивосток. Там под впечатлением докладов, переданных комиссией, был потребован досрочный созыв народного собрания. Каждый голос был на учете. Живое свидетельство комиссии было лучшим орудием в борьбе с правительством.

Срочность отъезда помешала осмотру намеченных участков боевого фронта и ряду предположенных выступлений.