Дирижер

Очнулся Санат Шаманов на больничной койке. Сначала он услышал голоса медсестер, позвякивание шприцев в стальных лотках, хруст вскрываемых ампул и мужские стоны. Затем открыл глаза и увидел белый потолок с рядами люминесцентных светильников. Санат пошевелил руками, ногами, боли не почувствовал, дотронулся до лица и скривился. Кажется, на щеке огромный синяк. Он приподнял голову. На соседних кроватях лежали замотанные в бинты больные.

— Пить, — попросил Санат и закашлялся.

Его заметили. Медсестра подсунула ко рту трубочку, через которую можно было всасывать воду. Он пил, но не чувствовал насыщения, вода словно испарялась в жарком теле.

— Товарищ полковник, еще один пришел в себя, — доложила медсестра кому-то в коридоре.

К Санату подошел худощавый седовласый мужчина в накинутом на костюм медицинском халате. Мужчина придвинул стул и сел в изголовье кровати.

— Как тебя зовут? — спросил человек в штатском, мало похожий на врача.

— Самородов. Антон Самородов.

Дирижер уже не первый раз называл себя этим именем. В свое время Самородов приобрел несколько поддельных удостоверений: работника искусств, звукорежиссера, кинооператора «Мосфильма» — и спрятал их во дворе съемного дома. Документы пригодились Шаманову после побега.

— Антон, ты помнишь, что вчера случилось?

Голос Дирижеру показался знакомым. Он выгадывал время, чтобы собраться с мыслями.

— А вы кто?

— Полковник Трифонов. Сергей Васильевич.

Ну конечно, перед ним тот самый полковник КГБ, который сначала использовал Сану под оперативным псевдонимом Вокалистка, а потом хотел сжечь ее в деревенском доме.

— Зачем в больнице полковник? — выразил удивление Дирижер.

— Разбираюсь в произошедшем. Расскажи, Антон, о вчерашнем вечере.

— Футбол. Лужники, — промямлил Санат.

Он вспомнил, как мстил убийце: свой крик, панику болельщиков, падение, давку. Оставался вопрос: что известно полковнику?

— А еще, что ты помнишь?

— «Спартак» выиграл. Я завопил, как все, — признался Дирижер.

— Ты тоже выиграл. Счастливчик.

— Не понимаю. — Санат закашлял, втянул воду из трубочки и пожаловался: — В груди жжет и голова чугунная.

— Простудился на похоронах, — без тени улыбки пошутил Трифонов.

— А это? — Санат коснулся припухшего синяка на лице.

— Ерунда. Тут люди с ужасными переломами, а там… — Полковник нахмурил брови и тяжело вздохнул: — Ты поскользнулся при выходе со стадиона. Вспоминаешь?

— Да, точно! На ступеньках было скользко.

— Вспомни, Антон. Может кто-то специально толкнул кого-то в спину. Или закричал что-нибудь пугающее, бросил что-то в толпу, посеял панику. Отчего люди на лестнице побежали, как полоумные?

— Я упал. Очнулся здесь.

— Перед падением, тебе было страшно? Ты почувствовал что-нибудь неприятное в груди? Такое, знаешь, отчего хочется бежать.

— Мне и сейчас в груди больно. Вздохнуть глубоко не могу.

— Еще бы! — вмешалась в разговор уставшая медсестра: — У вас, больной, острая пневмония, высокая температура, но ребра и кости целы. Мы переводим вас в терапевтическое отделение. А сейчас я сделаю укол. Повернитесь на бок и спустите трусы.

Дирижер повиновался, повернулся лицом к полковнику и зашептал:

— Я помню много людей. Они идут, падают, на них валятся другие, те, кто внизу пытаются кричать, но не могут. Это кошмар!

— Ты это видел, но уцелел. Где ты находился в этот момент?

— Уже спустился и обернулся, — стыдливо соврал Санат.

Медсестра сделала укол и на пару с санитаркой повезла кровать с больным в другое отделение.

— Мы еще поговорим, — заверил Трифонов.

Санат провел в больнице более двух недель. Прежний слух вернулся к нему. Он слышал разговоры врачей, расспросы следователей, их перешептывания между собой и плач родственников, принимавших опознанные тела из морга. Поначалу он пытался вести счет жертв, но на восьмом десятке сбился. К тому же упоминались и другие больницы, куда увезли пострадавших в давке болельщиков.

Еще раз поговорить с Трифоновым ему не довелось. Санат слышал, как полковника отстранили от расследования.

— Полковник, несчастный случай на стадионе не относится к компетенции отдела паранормальных явлений, — отчитывал Трифонова суровый начальник.

— Но я уже нащупал ниточку, товарищ генерал. Трое пострадавших описали панический страх, который мы фиксировали ранее при инфразвуковом воздействии.

— Трое, — усмехнулся генерал. — Три бредовых показания после сотрясения мозга. Вы же знаете, сколько всего погибших и пострадавших на стадионе. Трое — это капля в море.

— Я продолжу опросы и выясню причину. Просматривается аналогия с другими подозрительными случаями.

— Отставить! Я буду ходатайствовать о вашем немедленном уходе на пенсию. Расследованием займутся другие.

После разговора с генералом Трифонов еще пытался расспрашивать потерпевших, но это был последний день его службы. С тех пор полковник в больнице не появлялся.

Новый следователь, майор Мелентьев, уже не расспрашивал Дирижера, а внушал:

— Вы стали свидетелем несчастного случая. Люди поскользнулись, упали, завалили других. Несколько человек пострадали. У кого-то переломы, у кого-то, как у вас, ушибы и простуда.

— Я помню, упали многие.