— Нет, про кровь разговора не было, — водитель явно не оценил шутку. — Только таксист, прежде чем тронуться, сдуру про мужика поинтересовался. Куда, дескать, кавалера девала? Баба, ни слова не говоря, приставляет ему к горлу нож. И видит таксист в зеркало заднего обзора, что это вовсе не баба, а мужик, только в женском платье… Так и поехали. Правда, уже безо всяких происшествий.
— А что с женщиной стало? — поинтересовался Синяков.
— С какой? — удивился водитель.
— Которая не вернулась.
— Хрен ее знает. Может, то и не женщина вовсе была. Кто же в этом маскараде разберется… Шума никто не поднимал. Затаскают потом по следствиям… Ну вот, кажется, приехали. И что сюда людей тянет, не понимаю!
Действительно, место было унылое, если не сказать больше. Городские кварталы здесь расступались, словно путники, старающиеся обойти брошенного на дороге дохлого пса. Огромный пустырь был вдоль и поперек изрыт котлованами и траншеями, часть из которых уходила за горизонт.
Чуть в стороне высилось какое-то циклопическое сооружение, о конечном предназначении которого можно было судить по дымовой трубе, своей макушкой, кажется, разрезающей облака. Повсюду, насколько хватало глаз, виднелись заколоченные вагончики, штабеля бетонных плит, кучи битого кирпича, горы стекловаты и груды ржавой арматуры. В двух шагах от автобусной остановки, утонув до середины гусениц в давно засохшую грязь, стоял порядком рассроченный бульдозер.
— Желаю здравствовать! — получив причитающиеся ему деньги, водитель «жигуленка» сразу умчался, словно не хотел здесь и лишней минуты задерживаться.
— Нда-а, — пробурчал Синяков. — Пейзаж после битвы…
— Зато чужих глаз нет, — сказала Дашка, оглядываясь по сторонам. — Дарий, наверное, посторонних людей опасается.
— Здесь на каждой крыше посторонний сидеть может. И хорошо если с биноклем, а не со снайперской винтовкой. Прятаться надо в толпе, а не в чистом поле.
— Откуда только вы все знаете, — не без иронии заметила Дашка. — Не иначе как вместе со Шварценеггером в командос служили.
— Я вообще нигде не служил. Бог миловал. Но от жены и любовниц скрываться приходилось… Правда, давно это было. — В последний момент Синяков понял, что говорит лишнее, и попытался исправиться.
— Оно и видно, — надулась Дашка. — Вы уже и забыли, как за любовницами ухаживать полагается.
Прибыл пустой автобус тринадцатого маршрута, постоял немного с открытыми дверцами и укатил обратно в цивилизованный мир. Его изношенный дизель грохотал, как камнедробилка, а выхлопная труба дымила на манер паровоза.
Вот из этой-то дымовой завесы, словно злой арабский джинн, и возник Дарий верхом на своем знаменитом мотоцикле, шума которого они не различили за грохотом автобусного двигателя.
Откуда он появился здесь, оставалось загадкой, но только не со стороны города.
— Опаздываешь, — буркнул Синяков, но здороваться не стал, надеясь, что первым это сделает Дарий. Однако и тот не считал вежливость за добродетель.
— Засунь свои часы знаешь куда… — ответил он, продолжая маневрировать на малой скорости. — Я за вами давно наблюдаю. На тачках разъезжаете, как порядочные.
Не глуша мотора, Дарий описывал вокруг них замысловатые петли, словно хищник, выискивающий брешь в обороне стада травоядных. Мотоцикл у него и впрямь был примечательный — облезлый горластый урод без номера, без брызговиков, без стоп-сигнала, зато с огромными никелированными дугами. Дашка на хамство брата пока никак не реагировала, зато Синяков, которому надо было вертеть головой и нюхать бензиновый чад, решил положить конец этому безобразию.
— Хватит дурака валять! — крикнул он. — Давай поговорим как люди.
— Давай, — согласился Дарий, но вместо того чтобы начать переговоры, вдруг вскинул мотоцикл на дыбы и, балансируя на заднем колесе, попер прямо на них.
— Ах ты, гад! — взвизгнула Дашка и взмахнула руками словно разгоняя пыль.
Мотоцикл сразу заглох, клюнул носом и юзом пошел в сторону. Дарий, упираясь ногами в землю (что при его небольшом росте было не так уж и просто), чудом удержал равновесие.
— Ты что, стерва, делаешь! — набросился он на сестру. — Я ведь так и разбиться мог!
— Невелика потеря! — Дашка хотела вдобавок еще и врезать по переднему колесу, да не смогла, только ногой дрыгнула и болезненно поморщилась.
— Ага! — многозначительно произнес Дарий, переводя взгляд с сестры на Синякова. — А ну-ка, отвечай, зачем ты так с девчонкой поступил? Ей же еще и восемнадцати нет! Да я тебя даже по закону засадить могу!
— Заткнись! — прикрикнула на него Дашка. — Разошелся! О нравственности моей беспокоишься? А ты мне хоть раз за последнее время пирожное купил? По голове погладил? Заступился, когда меня на базаре всякие чурки лапали? Ты, скотина, даже возраста моего не знаешь. Мне восемнадцать еще в марте стукнуло. Ждала я тебя с подарками, да что-то не дождалась. Так одна и отпраздновала.
Спица в мотоциклетном колесе со звоном лопнула и закачалась из стороны в сторону, словно прилетевшая издали стрела.
— Все, сдаюсь! — Дарий вскинул свои руки-клешни. — Только не уродуй машину.
— Извиняйся! — приказала Дашка ледяным тоном.