— Чепуха. Не старайтесь быть галантным. Некоторые из моих крошек уже старше вас. — Ей нравилось расспрашивать его о самых разных вещах, слушать его рассказы, узнавать о том, как трудно ему было возвращать банковскую ссуду, которую он взял на покупку «Юдата», его недовольство торговым картелем. Разговор с ним был благословенным болеутоляющим, помогающим заполнить разверзшийся в ее сердце темный провал, который никогда не затянется полностью.
И когда он, наконец, ушел, когда церемония закончилась, когда все слова благодарности были сказаны, она улеглась на свою новую постель в своем новом доме и только тогда осознала, что перед ее мысленным взором ярко сияют десять юных звездочек. Оказывается, «Язиус» все же был прав, утверждая, что надежда вечна.
На протяжении следующих восемнадцати лет «Энон» пассивно плавал в пределах кольца-Б — там, где оставил его «Юдат». Пролетающие мимо него частицы порой разражались взрывами статического электричества, являющимися результатом их взаимодействия с ионосферой газового гиганта. Эти всплески энергии хаотически изменяли траектории движения пылевидных частичек, и они сбивались вместе, образуя нечто вроде спиц гигантского колеса. Но в основном они подчинялись более простым законам орбитальной механики и послушно вращались по орбите вокруг своего массивного повелителя. Но «Энону» это было совершенно все равно, поскольку, независимо от направления движения, все частицы были одинаково питательны.
Как только черноястреб удалился, яйцо принялось поглощать омывающие его скорлупу потоки массы и энергии. Сначала оно постепенно удлинялось, затем, медленно увеличиваясь на протяжении пяти месяцев, превратилось в две полусферы. Со временем одна из них сплющилась, обретя привычную форму линзы, другая же оставалась полушарием, чуть вдавленным в центре, — тем, что в конце концов разовьется в нижнюю часть корпуса биотеха. Сейчас оттуда торчали тонкие пряди органического проводника, действующие как своего рода индукционный механизм, поглощающий мощные электрические магнитосферные потоки и питающий энергией внутренние пищеварительные органы. Зернышки льда и углеродная пыль наряду с целым рядом других минералов засасывались в поры, усеивающие наружную оболочку и превращались в густые, богатые белком жидкости, являющиеся питательной средой для становившихся все более многочисленными клеток основного корпуса.
В самой середине производящего питательные вещества шара, в напоминающем матку органе, при поддержке группы особых кроветворных органов вызревала зигота по имени Сиринкс. Человек и космоястреб росли совместно на протяжении года, вырабатывая связь, уникальную даже для эденистов. Фрагменты памяти, доставшиеся от «Язиуса», навигационные и полетные инстинкты, которыми он был наделен при рождении, стали их общим наследием. На протяжении всей своей жизни один из них всегда будет точно знать, где в данный момент находится другой; а пока траектории полета и маневры, позволяющие поглощать как можно больше питательных частиц, выбирались ими интуитивно и сообща.
Вольсцен появился среди колец через год после последнего полета «Язиуса», одно за другим навещая юные яйца космоястребов. Питающая сфера «Энона» извергла из себя псевдоматку и прочие сопутствующие ей органы, аккуратно упакованные в специальную оболочку, тут же подобранные экипажем Вольсцена.
Когда комплект органов доставили на борт, Афина ждала у шлюза. Размером комплект был с человеческий торс, в темной морщинистой оболочке, покрытой морозными разводами там, где во время краткого пребывания в открытом космосе замерзла жидкость. Оказавшись в атмосфере Вольсцена, ледяные потеки немедленно начали таять, оставляя на зеленом композите пола липкие пятна.
Афина, тихо радуясь про себя, ощущала незримое присутствие детского разума, на который возлагала такие большие надежды. Она мысленно нащупала слабый шепоток телепатического сигнала квазиразумного процессора-биотеха, контролирующего матку, и приказала ему открыть ее.
Комплект тут же распался на пять сегментов, как некий огромный фрукт. На пол потекли какая-то жидкость и слизь. В открывшейся полости находился молочного цвета мешочек, соединенный с остальными органами ритмично пульсирующими, толстыми, как канаты, пуповинами. Ребенок в его глубине казался лишь темной тенью, возбужденно зашевелившейся от упавшего на нее непривычного света. Раздалось бульканье — это из матки прямо на пол изверглись околоплодные воды, и мешок начал опадать. Наконец, оболочка разошлась.
— С ней все в порядке? — с тревогой спросил «Энон». Его мысленный голос показался Афине страшно похожим на голос большеглазого десятилетнего мальчишки.
— Все просто превосходно, — ласково ответил Сайнон.
Сиринкс в ответ на пристальные взгляды рассматривающих ее взрослых улыбнулась и задрыгала крошечными ножонками.