Диско-бар

Леденцов приладился к её шагу. На него пахнуло откуда-то издалека-издалека, словно из детства, неповторимо и единственно, — так пахли в дождь июньские берёзы. Неужели теперь выпускают такие духи? Инспектор приблизился к ней на прилично-доступное расстояние — от девушки пахло сиренью: то ли белой, то ли сиреневой. Но на осевой линии проспекта белели мокрые июньские берёзы, перебивающие своим духом бензин, камень и далёкие духи. Леденцову захотелось в лес, одному или вот с этой тихой девушкой. А что? Палатку в его рюкзак, продукты в её тубус…

— Иду как-то парком, а бандит хватает девицу за нежную шею. Я: «Руки вверх, то есть отпусти горло!» Бандит: «Отвали». Я: «Сейчас ты у меня схлопочешь чайником по морде». Девушка как закричит: «Хулиган!» Про меня. Оказывается, было модно ходить обнявшись за талию, потом за плечи, а теперь за шею.

— А вы шли с чайником?

— Я шёл без чайника, но у меня такая присказка. По-научному — рефрен.

Пропуская спутницу вперёд, Леденцов залюбовался её ножками: крепкими, ладными, в джинсовых босоножках на широких и лёгких каблучках. Как там… «Если женщина понимает толк в обуви, то вся остальная амуниция у неё о’кей».

— Разрешите задать нескромный вопрос? — вдохновился он.

— Замужем ли я?

— Пьёте ли вы кофий?

— Разумеется.

— Давайте по чашечке, а?

Она кивнула неопределённо, точно сомневалась в своей любви к кофе.

— Или вы опасаетесь уличных знакомств? — угадал инспектор её тревогу.

— У нас же автобусное, — улыбнулась она.

Выпить чашку кофе оказалось не так просто. Кафетерий был забит народом, булочные уже закрылись, «Белочка» оказалась на ремонте, в пышечной сломался кофеварочный агрегат… Но Леденцов не сдавался — шёл лишь ему известными зигзагами.

— В Париже, говорят, на каждом шагу кофейня. А если не кофейня, то какая-нибудь какавня, кисельня или компотня.

Они оказались у полукруглого здания. Из жаркого входа, как из вулканического жерла, бил огненный свет; там перекатывалась могучая музыка и каменными осыпями взрывался топот.

В этом огненном свете — почему-то далеко, хотя вход был в десяти шагах, — возникали, тут же пропадая, стройные фигуры в комбинезонах, в джинсах, в блестящих брюках, в ярко-цветных свободных рубашках и блузках… Казалось, что на землю опустились пришельцы, устроили тут свой инопланетный праздник и, отгуляв, улетят…

— Дискотека, — сказала она так, как говорят о далёких мирах.

— Зайдём?

— Что вы…

— Это же диско-бар. А в баре варят отличный, кофий, то есть кофе.

Она заколебалась, глянув на свой тубус. Леденцов мягко отобрал его, и она сразу пошла, словно вся её сила была в-этом тубусе.

Они ступили в вестибюль, тоже став пришельцами — порозовели от малиновых светильников, заметались от первого смущения, заблестели глазами от звона праздника… Но Леденцов разобрался скоро. Правая дверь из вестибюля вела в танцевальный зал, левая дверь — в бар. Инспектору осталось купить входные билеты и сдать её плащик гардеробщику.

Видимо, из-за раннего времени в баре оказалось просторно. Тёмный, обшитый деревом снизу доверху, он походил на длинную и уютную пещеру. Лампы так были упрятаны, что свет, казалось, брезжил из-под каждой дубовой панелины. Высокая стойка с жаркой кофеварочной машиной тянулась бесконечно. Они выбрали самый угол, усевшись на мухомористые грибы — высокие табуреты, обтянутые вишнёвой кожей в белых пупырышках.

— Кстати, по паспорту я Борис.

— Наташа.

— Начальник, имея в виду цветовую гамму моих волос, зовёт меня Абрикосом. Вы можете называть Абрикоськой.

Она улыбнулась слабыми губами, словно извиняясь за шутку начальника. Полумрак и тёмный дуб не затемнили ни её светлых волос, ни голубоватых глаз, ни белой кожи.

За стойкой работали две барменши в одинаковых брючках-«бананах» и лиловых кофточках с белыми отложными воротничками, с золотыми цепочками на обнажённых шеях. Одна, маленькая и лёгкая, с неожиданными и какими-то недоразвитыми косичками, походила на школьницу. Вторая, грузная, с тяжёлыми губами, упорным взглядом и клочкастой чёрной причёской, показалась инспектору атаманшей. Она и подошла к ним, вопросительно уперев взгляд куда-то в дубовое пространство.

— По чашечке кофе, пожалуйста, — с достоинством попросил Леденцов.

— И всё? — сурово удивилась барменша.

— А что… ещё есть?

— Коктейли, фирменное мороженое «Дискотека»…

— По чашечке кофе и по «Дискотеке», — заключил инспектор.

Атаманша, то есть барменша, вытерла стойку, обдала Леденцова чем-то похожим на заплесневелую улыбку и неспешно поплыла к урчащей машине. Как там… «Бэби-люкс, чернокудрая бестия с глазами, сулящими блаженство и кучу неприятностей».

— Боря, а вы учитесь? — спросила Наташа, не решившись на «Абрикоську».

— Я всю жизнь учусь.

— А, так вы работаете?

— Я, Наташа, всю жизнь работаю.

Она замешкалась, так и не поняв, чем он занимается. Леденцов не любил называть свою профессию по разным причинам, и может быть, по главной — ему не верили, не походил он на инспектора уголовного розыска. Невысокий и неширокий, волосы рыжеватые, ресницы белёсые, лицо в веснушках, пиджак в зелёную клетку, галстук цвета немытой арбузной корки…