Она подошла к столу, осторожно прижала трубку к здоровой скуле. И уже говоря «алло», уткнулась глазами в блеклую фотографию между двух книжных полок. Там, на ней, сидели и стояли какие-то меховые люди, с орнаментом по широким подолам одежд, с почти одинаковыми лицами под шапками и капюшонами с длинными ушами. Сбоку толпились низенькие олени, кажется, слышался постук кружевных рогов над серыми спинами, а в центре кадра сидел, держа руку на голове собаки с пристальными светлыми глазами, большой мужчина, и глаза у него тоже были совсем светлые, вцепились в Ленку, как две стрелы.
— Что? — не расслышала она, не имея сил отвести взгляд от снимка, — извини, я тут. Да. Хорошо. Я выйду через полчаса, да.
Через пару часов, когда наелись мороженого, устали ходить среди шумного народа и сели, на крупную гальку, а за спиной почухивали и фыркали поезда, осторожно протаскивая вагоны прямо над городским пляжем, Гена замолчал, выдохшись. И Ленка спросила:
— А эта квартира, где я. Она вообще чья?
— А. Я все ждал, когда спросишь. Это друг мой, зовут Миша. Михаил Финке. В школе прозвище было, конечно, Финка, хотя мирный всегда был. Потому что сильный, как медведь. В экспедиции сейчас.
— Там фотография, — сказала Ленка, глядя, как по темной воде бегут огненные змейки света, — с оленями. И какие-то чукчи. Там он? Это где?
— Не там. Сейчас на Соловки уехал. Знаешь, на Севере, Соловецкие острова, Белое море. Монастыри. Он эколог и геодезист. Хотя учился на журналиста. Понравился? Ну да, такой Тур Хейердал, женщины таких любят.
В голосе его прозвучала ревность, впрочем, какая-то ненастоящая. После паузы, видимо, ожидая новых вопросов, но Ленка молчала, сказал еще:
— Всегда был чудной. Как стал гонять по всему Союзу. Ладно бы по работе, вернее, работал, но если что не по нем, увольнялся, устраивался абы кем. То сторожем, то рабочим в заповедник. А через год глядишь, уже смотритель на городище музейном, потом копает в экспедиции. Трудовая книжка толстая, как энциклопедия. Жена, конечно, ушла, забрала дочку, уехали, да уже лет десять тому. Он на нашей соседке женился, вместе росли.
— Почему же ушла? — спросила очарованная Ленка, — неинтересно разве? С таким человеком.
— На одном интересе, Лена, не уедешь далеко. Женщине нужна стабильность. Зарплата в дом. Всякие там починки-ремонты, с детьми погулять, да с собакой. Огород. Дача. А Мишка дома бывает три месяца в году, и денег у него особенных не водится, что заработал, может спустить на путешествие. Рвануть на Байкал. Или куда-то в Кушку. Там, говорит, самая южная точка огромной страны. Хочу посмотреть. Нет, прикинь, просто, чтоб посмотреть самую южную точку, он билет берет за немалые деньги, и едет. Пару лет тому сидели мы с ним, вспоминали молодость, я коньячку принес, Мишка какой-то не местной рыбы вяленой достал из холодильника. Выпили, я ему говорю, ну, коли хочешь мир посмотреть, есть же способы, кроме как в Болгарию по путевке. Например, моряк загранплавания. Или, а нет, в летчики уже ему поздно. Кто там еще? Дипломат? Так он мне знаешь, что ответил? Хочу, говорит, выйти на вокзале и, если понравилось, остаться. На месяц. Или на год. А моряк существо подневольное, да и другие то же самое. Так что, смеется, повезло нам, Генка, страна у нас огромная, за всю жизнь не обсмотришь.
— У нас джунглей нет, — печально возразила Ленка, — и всяких африканских саванн с носорогами тоже нет. А я бы хотела. Амазонка там. Кения.
— Угу, — неопределенно отозвался доктор Гена, — ну да. Там на стеллаже сбоку, рядом с выключателем, полка, с тетрадями. Покопайся. Думаю, тебе интересно будет. Только учти, если решишь пешком в Африку, я не виноват, все буду валить на Мишку Финку.
— Вали, — засмеялась Ленка, — вали, Ген. Ты знаешь, что ты хороший?
— А ты уже смеешься. Не болит? Еще денек и вытащим твои нитки. Домой поедешь?
Они шли под черными, уже совсем ночными деревьями, выходили в кукольный, ненастоящий свет фонарей и снова исчезали в самой настоящей южной темноте, пахнущей лепестками цветов и усталой зеленью.
— Деньги, — сказала Ленка, — вот я сейчас защищала твоего Мишку, а мне самой нужны деньги, хоть умри. Я двести рублей должна.
— Ого! Так это он тебя по скуле приласкал? Молчишь, значит он. У таких скотов нельзя занимать, но ясно, ты не знала. А у меня нету, Женька все выгребла перед отпуском, теперь когда еще получу. Да и сумма такая, не смогу я.
— Ты что, — испугалась Ленка, — я не прошу вовсе.
— Зато я оправдываюсь, — усмехнулся Гена, — это закон жизни, милая. Если кому помогал, то после чувствуешь за человека ответственность. А тебе срочно надо отдать?
Ленка пожала плечами. Потянулась, сорвать на ходу прохладный листок с ветки старой софоры. На плечи посыпались мелкие цветки.
— Не было такого разговора, насчет когда. Вернусь, наверное, будет. Я с мамой говорила, она рассказывала, ой, тебе тут Сережа уже сто раз звонил, спрашивал, когда же будешь. Я же ей наврала, что уехала на курсы. Перед училищем медицинским.