У меня есть электронная читалка, но дома я предпочитаю читать бумажные книги. От них удовольствия на порядок больше — ни с чем не сравнимый потрясающий запах кожи, бумаги и клея, шероховатость уголков, гладкость тиснения, шорох переворачиваемых страниц… Обожаю! Удобно подминаю подушку под грудь, пристраиваю увесистый томик в полунаклонном положении, с опорой на диванный валик. Открываю заложенную страницу. Сегодня меня ждёт встреча не с благородным космическим торговцем, а с добрым и правильным вампиром, желавшим сделать всех людей счастливыми. Вполне себе наш современник и даже столичный житель. Там и других героев много, он вроде как даже не самый главный для автора — но он мне нравится более прочих. А значит, для меня эта книга не про тяжёлую судьбу светлого дозорного мага в современном двуцветном обществе, а про вампира, не пожелавшего становиться сволочью. Ну и ещё про оборотня, сговорившегося с врачом из детского хосписа, но про них там вообще лишь один абзац… Что ж, иногда и один абзац — тоже неплохо.
Я умею читать быстро, но не люблю. Тем более, когда читаю второй раз. Или третий. Люблю перечитывать понравившееся, смаковать каждую прочитанную строчку, иногда подолгу задумываясь о своём. Вот как про того оборотня, например. Он покусал умиравших детей. И они выжили, и стали оборотнями — а врач, слабенький светлый маг, получил разрешение спасти ещё нескольких, во имя восстановления нарушенного равновесия. Вроде бы мелочь. Но для меня эта мелочь сделала книгу, заставила перечитывать снова и снова. Хороших людей больше, я знаю, да — но как же приятно лишний раз убедиться, что не только я знаю это! И не важно, по какую они сторону терминатора, эти люди — они всегда найдут возможность договориться, пока начальственные сволочи дерутся насмерть за сферы влияния или кормовую базу. Потому что они, эти самые простые хорошие люди и нелюди, понимают, что спасённые дети важнее — и не так уж при этом важно, на тёмной или светлой стороне улицы они потом будут жить, эти спасённые, главное, что они будут жить.
Это я сейчас такая умная, да… Потому что злиться разучилась и всё знаю про важность вкусненького. Обжёгшись на кофе, дуют на колу, вот и стараюсь более не голодать. И уделяю самое пристальное внимание мелочам. Ибо пустяки как раз и есть самое опасное, они неожиданны и вроде как ничтожны, от них не ждёшь западла вселенского масштаба. А для ребёнка вообще нет пустяков, всё жутко важно и смертельно серьёзно. Одиннадцать-двенадцать, самый паскудный возраст в этом смысле, самой себе ты кажешься уже ну оооочень умной и совершенно взрослой. Первые мысли о мальчиках… первое недовольство собственным внешним видом, первые диеты.
Как же его звали, того блондина с третьей парты? Из-за него тогда и злилась-то по большому счёту, а фильм не очень-то и причём был. Хотя я всегда терпеть не могла эти киношные башни-близнецы — за предсказуемость. Практически в каждом фантастическом боевике — ужастике, триллере, экшне, постапе, катастрофе и так далее — их обязательно взрывали. А тут ещё и Валерик, бестия белокурая, альфа-самец прыщавый, ушёл в кино с конопатой Дашкой. Я его смотрела днём раньше, то кино, и сама хотела туда с Валериком как раз, поохать и повизжать, за его руку хватаясь. Он обещал! А тут Дашка… ох, и разозлилась же я тогда! Но почему-то не на Валерика, и даже не на Дашку — что на неё злиться? Она хорошая, пять лет за одной партой, она же не виновата, что Валерик таким козлом оказался! Обещал со мной, а пошёл с ней, Казанова из четвёртого Б! тоже, наверное, решил, что белый человек, а не тварь дрожащая, а потому право имеет выпустить из себя внутреннего льва, а тот оказался с рогами и бородой. За что на него злиться, на балбеса?
Забавно.
Даже тогда, ничего ещё толком не понимая, я уже не умела злиться на людей…
Я злилась на фильм. Дурацкое кино, глупый боевик, опять мировые террористы, катаклизмы вселенского масштаба и герой, спасающий Америку. Ну и падающие башни, конечно же, как же без них! Я построила их из кубиков, очень злая была. Думала пнуть ногой, но показалось слишком просто. И я взяла со стола в кабинете папин свежесклеенный боинг…
Когда человек падает на асфальт с этажа этак выше двадцатого, звук получается совсем нестрашный. И не то чтобы очень громкий. Влажный такой, словно мокрой тряпкой шлёпнули по мягкой земле. Очень мокрой тряпкой, чтобы разбрызгалось. Целых костей не остаётся, внутренние органы превращаются в кашу, действительно, просто мокрая красная тряпка. Шлёп. Снова шлёп. Шлёп-шлёп, шлёп-шлёп-шлёп… И бесполезно затыкать уши, зажмуриваться, кричать «Я не хотела!». Почему, хватая боинг, я не подумала про людей? Я ведь не была такой уж злой девочкой.
В башнях из кубиков людей не бывает. Наверное — поэтому.