О связи общественных настроений и политики правительства задумывается и С. Ю. Витте
. В своей записке он призывает царя учитывать тот факт, что общество созрело для перемен и само определяет направление своего развития. Так же как Б. Н. Чичерин пятьюдесятью годами ранее, Витте не сомневается, что идея гражданской свободы вовсе не угрожает монархии: ведь принцип полноты царской власти сохраняется. «Государство должно защищать не форму, а содержание, идею». Витте предлагает царю сделать «свободу» главным лозунгом правительственной политики и способствовать установлению гражданской свободы, понимаемой как обращение естественной свободы индивидуума в свободу, регулируемую и ограничиваемую объективными нормами права. Правительство должно поддержать как отрицательные идеалы освободительного движения: устранение произвола и самовластия, так и положительные: свободу вероисповедания, слова, собраний и союзов и свободу личности, равенство в правах всех подданных. Гарантией достижения положительных и отрицательных идеалов должна служить конституция, т. е. общение царя с народом на почве разделения законодательной власти, бюджетное право и контроль над действиями администрации. Практической задачей должно быть введение всеобщего избирательного права, а также мер, сглаживающих подавление труда капиталом: нормированного рабочего дня, государственного страхования рабочих, примирительных камер и т. п.Важнейшую роль государства в установлении и поддержании свободы подчеркивает и Ю. С. Гамбаров
. Неправильно говорить, что личность и общество свободны лишь в той мере, в какой они не связаны ограничениями. При невозможности материального равенства между людьми и солидарности между имущими и неимущими классами общества неограниченная свобода выгодна только для первых. Свобода сама по себе не является абсолютным благом, а государственное принуждение – абсолютным злом: обязательное обучение детей заключает в себе элемент принуждения именно для того, чтобы воспитать свободных людей. Поэтому наряду с отрицательной свободой нужна свобода положительная, которая существует только там, где личности дана полная возможность (моральная и экономическая) развить и использовать все ее силы и способности. Предоставить такую возможность всем слоям населения – задача государства. Вследствие этого положительная свобода зависит от условий общественного и политического строя в еще большей степени, чем отрицательная. И если в нравственной области вмешательство государства должно быть минимальным, то в области экономической свобода, не ограничиваемая государственным вмешательством, «была бы обманом и источником несчастья для огромного большинства населения».Оценивая сложившееся после Февральской революции положение, А. А. Кизеветтер
приходит к выводу, что источником революции был «государственный инстинкт масс». Народные массы выступили против династического государства в пользу государства общенародного: «Из столкновения этих двух исключающих друг друга стихий родилась свобода». И если Витте предупреждал царя о негативных последствиях злоупотребления властью, то Кизиветтер предостерегает от них уже сам народ. Ведь люди, давно мечтавшие о свободе и только что добившиеся ее, не сразу усваивают мысль, что «истинная» свобода имеет границы, которые вытекают из ее правосообразной природы и без признания которых она вырождается в самоуправство. Дух новых учреждений, полагает Кизеветтер, должен быть пропитан правовыми принципами, так как свобода существует только под охраной права. Прежнее недоверие к власти должно уступить место поддержке власти, но и контролю над ней. Только свободный строй может служить школой свободы: «Как можно созреть для свободы, не пользуясь ею? Это невозможно в такой же мере, как невозможно выучиться плавать, не погрузившись в воду».В период между двумя мировыми войнами Г. П. Федотов
размышляет о связи демократии и свободы. Торжествующий в Европе фашизм, объявляющий себя формой демократии, полностью враждебен свободе. Но и социализм не несет собственно свободы: «Это не свобода, но условие свободы». Преимущество социализма – в стремлении обеспечить приемлемые материальные условия жизни для широких масс. В отличие от Гамбарова с его «прежде чем быть свободным, надо быть сытым», Федотов настаивал на обратной последовательности: материальная обеспеченность не способна компенсировать отсутствие свободы слова: «Мы не хотим человеческого муравейника, хотя бы и счастливого». Поэтому если государству и следует взять под свой контроль экономическую свободу, оно должно оставить в неприкосновенности свободу лица в его совести, мысли и общественном действии. Разделяя свободу формальную, т. е. гарантированную законом, и реальную свободу в конкретных жизненных ситуациях, Федотов отводит государству заботу о формальной свободе. Реальная свобода остается на попечении индивидуума: «От меня зависит, какую свободу я предпочту: свободу писать и читать книги или свободу бить зеркала в кабаке».