Дислексия

Ох, говорит Саня, мне жаль.

Да не, все нормально, год отучусь и пойду работать.

Он говорит об этом ровно, без сожаления, кажется, Беляков умеет принимать события лучше, чем Саня.

Саня смотрит на реку: Беляков разбегается и ныряет. Воды по колено, но ему достаточно, он выныривает и смеется.

Я видел вот таку-у-ую водорослю, кричит он, и вот такусенькую рыбку, запутавшуюся в ней.

Ада Викторовна говорила, что в интернат попадают те, кого выгоняют из школ, кто стоит на учете в полиции, ну такие, морщилась она, которым ничего не светит.

Саня таращится на Белякова, на людей, плескающихся в речке, чувствует это влипание в водоросли, удары о мелкое дно.

Мы сидим на траве у реки, едим вишни, щелкаем косточки в траву. Неожиданно на руки падают большие капли, сначала одна, потом еще и еще.

Саня поднимает голову: неужели дождь? Небо раскалывается черно-синей полосой, и через несколько секунд громыхает. Капли сыплются уже не по одной, а целой стаей, толпой.

Неужели дождь, повторяет Саня.

Идет долгожданный дождь.

Святичи

Саня вынимает из рюкзака учебники и кладет в него футболку, шорты, зарядку.

Максимум на три дня, говорит она мне.

До конца не останешься? — спрашиваю я.

Скорее всего, мне будет неловко среди незнакомых людей и я захочу сбежать.

Разве вы не знакомы?

Знакомы по «Зуму», но это другое.

Все образовательные сессии проходят онлайн. Это год пандемии. Год приличного верха и неприличного низа, включенных камер и выключенных микрофонов, размытых фонов и черных квадратов. Летнее обучение — первая очная встреча. На нее едут учителя из нескольких регионов.

У автостанции стоит заказной автобус. Огромный красавец-инопланетянин среди родных уродливых пазиков.

Саня садится к окну. Автобус постепенно наполняется голосами, зачитывают список группы, ждут опаздывающих. В общий чат летят сообщения из Многоярославца, Твери, Малой Вишеры. Участники из Сибири и северных регионов собираются в Москве, у метро «Аннино» колонна автобусов.

Святичи — это такое место, говорит Юра, что-то в нем есть, каждый оставляет там часть себя, чтобы другой нашел. Кто-то находит схожие кейсы, кто-то — друзей, кто-то — наставников, кто-то открывает блочно-модульное планирование, кто-то — спасительное распиздяйство, оказывается, так тоже можно работать.

После каждой сессии участники программы заполняют лист обратной связи. Нет рефлексии — нет урока, говорят организаторы. Вы можете сократить подачу нового материала, опрос, задания, но рефлексию сокращать нельзя.

Рефлексия — как женщина, думает Саня. Урсула Ле Гуин в работе «Исчезающие бабушки» спрашивает, почему в культурном каноне так мало женщин. И сама отвечает: их сокращают мужчины.

Рефлексию сокращать нельзя, Саня запомнила.

Автобус выезжает из города и летит по асфальтовой дуге. Небо спокойное, как лицо Нинель Иосифовны, когда она входит в класс. Свет в воздухе такой прозрачный, что Сане кажется, будто это вода.

Саня выпивает стакан теплой воды — так начинается утро, с ритуалов.

Саня любит утра. Утром мир пахнет мелом. В нем много пространства. Полно тишины. Открытий. А к вечеру все закрывается: цветы, магазины, люди, — и мир опять становится громким и гетеросексуальным.

Проведи это лето так свободно, как сможешь, говорю я Сане в мае.

В июне Вера Павловна определила Саню в младшую группу школьного лагеря. Нужно было сидеть в кабинете истории с восьми до трех, помогать Татьяне Васильевне и Ирине Александровне, учителям началки, присматривать за детьми. Сопровождать первоклашек на обед, на прогулку, рисовать, читать, спрашивать.

Татьяна Васильевна говорит с детьми как с насекомыми. Кто у нас будет читать про жучка-а-а-а? Валя будет читать про жучка-а-а. Что Валя скажет нам про жучка? Жучок большо-о-ой. Какой Валя у-у-умница, какой большо-ой, как жучок.

Ирина Александровна исполняет роль плохого полицейского. Так, рявкает она, сейчас все закрыли свои ротики и молча рисуем. Кто откроет рот, будет иметь дело со мной, говорит она басом и смеется. Смотрит на Саню, подмигивает.

Саня спускается в учительскую. Там сидит Евгения Евгеньевна.

Давайте сбежим, предлагает Саня.

Надо обойти видеокамеры, включается Евгения Евгеньевна. У Веры Павловны на столе три монитора, она все видит.

Ох, пугается Саня, я ничего не замечала.

Вот так, нужно отрепетировать маршрут побега.

Они идут по первому этажу, и Евгения Евгеньевна глазами указывает на зрачки камер.

Решают двигаться в обход камер через старое крыло, куртки прячут в Санин рюкзак. По коридору уже бегут, как школьницы, и дико смеются. Толкают дверь на улицу. Дверь закрыта. Толкают еще раз.

Подходит охранник.

Вера Павловна велела вас задержать.

Что это значит? — возмущается Евгения Евгеньевна. Вы не имеете права, мы вам не преступницы.

Охранник пожимает плечами, молчит. Он устал и хочет курить, в руках у него пачка сигарет. Саня идет глазами вдоль потолка, ищет камеру.

В итоге пришлось возвращаться, писать объяснительную, говорит мне Саня.