Диспансер: Страсти и покаяния главного врача

Говорить нам легко — хоть с глазу на глаз, хоть по телефону. Мы говорим слова, а за кадром — целые миры, картины и образы — общее наше хозяйство. Видим же мы одинаково. На поверхности, скажем, имеется железная аксиома: белый халат задирать нельзя. Бить по врачебной заднице просто безумие. А если врач плохой? Если сволочь? Если он…

Минуточку, минуточку, у нас другое знание, не кухонное, не из подворотни. У нас за кадром:

…Глубокой ночью фельдшер скорой помощи привозит в больницу своего маленького долгожданного внука. У ребенка уже два дня болит животик, лекарства не помогают. Дежурный хирург Легов не может разобраться, старый фельдшер это сразу подмечает и срочно едет к Ивану Александровичу Шредеру, опытному и солидному специалисту. Хирурги всю жизнь безотказны: Иван Александрович просыпается, одевается и едет в больницу. Здесь он смотрит ребенка, устанавливает аппендицит и возвращается домой в надежде доспать. Ординатор Легов оперирует мальчика, диагноз подтверждается — перфоративный аппендицит и перитонит. Ребенок попадает в реанимационное отделение, заведующий которого в этот день по приказу уходит в отпуск. На фоне перитонита ребенок умер на четвертые сутки. Это дело передается в прокуратуру. Легову инкримируют, что он как-то не так оперировал, Шредеру — что он уехал домой и не прооперировал сам (а если бы он прооперировал и ребенок бы умер — было бы ему юридически лучше?). Анестезиолога — за то, что, имея тяжелого пациента в отделении, все же ушел в отпуск. А заведующего отделением за то, что все произошло на его территории.

Разбирательство шло семь месяцев. Их вызывали на допросы, они изучали Уголовный кодекс, балдели от страха.

Самый опытный из них — Иван Александрович (хирург с высшей категорией) с этого момента (и по сей день!) от активной хирургии ушел, нырнул в гнойное отделение, вскрывает панариции и абсцессы. И всем ясно: не пошел бы он тогда ночью (нет его дома!) — и не было бы ему никакого горя. Другой хирург на фоне испугов тоже резко сократил свою деятельность и поступил в бригаду… сантехников. Трубы варит, стояки ремонтирует, людям воду дает — от первого этажа до пятого. И вот на третьем этаже одна женщина попросила его рентгеновский снимок проконсультировать, он руки обтер ветошью, снимок прокомментировал и снова взялся за гаечный ключ.

И еще одного знаю, тот и вовсе отважный, наплевал на начальство, как и не было его. В свое удовольствие живет человек.

— И как ты не боишься? — спрашиваю я у него.

— А положил я на них. У меня бахча и дом на ней. Уйду сразу, не оглянусь. Я человек свободный…

Свободный он человек, потому и смелый. А у кого нет бахчи? Что там у нас за кадром?

В одном городе, в пятницу, в крупной больнице рожает молодая девчонка девятнадцати лет. В субботу у нее сильные боли внизу живота. Врачи решают, что это матка не сократилась, и назначают лекарства, но состояние ухудшается, и уже ясно — катастрофа в животе, острый живот. Оперировать роженицу сложно, нужен опытный хирург. Срочно посылают за известным и прославленным NN. Известный же и прославленный залезает под кровать: нет меня дома…

История со Шредером разошлась очень быстро из уст в уста. Испугался маститый человек, а ведь раньше был безотказный. Тогда ищут и находят заведующую отделением, которая срочно оперирует роженицу. И все она сделала правильно, эта заведующая, да только не хватило ей «нечто» — на уровне опыта и таланта. Ну, не дано человеку. (Неодинаковы люди, неодинаковы! И врачи неодинаковые. Истина же простая, смехотворная по своей простоте, а ведь не входит в конусовидную башку, проклятье!) В общем, развалилось в животе у этой девочки, она погибла на десятые сутки.

Тому маститому кричали потом в своем кругу:

— Вы почему не пришли?! Почему не пришли?! Подлость какая!

А он им кричал в ответ:

— Я в своей постели умереть хочу. На простыне, понятно? И чтоб дети мне глаза закрыли. И идите вы все!..

Морально его можно осудить, а юридически он неподсуден. Его дома не было, не докажешь. А девочка погибла.

Руками ешьте даже суп,

но с музыкой беда такая.

Чтоб вам не оторвало рук,

не троньте музыку руками.

Вы слышите?! Музыку не троньте! И алгеброй (мать вашу) не поверяйте Гармонию!

Ах, в этом месте за кадром у нас еще один персонаж-человечек. Это методист жизни, профессионал. И подымет он свое мертвое око на музыку и гармонию, и усмехнется недобро: «А вы наши параграфы сами не троньте и, наоборот, лирику свою оставьте. Вам только потачку дай — Музыка, Гармония…

А Чуда не хотели? Губами, значит, тронуть чуда, поцелуя, понимаете, и ручья… В рабочее, так сказать, время.

И в рыбьем его глазу жизнь даже проплещется, потому что понял он тебя и разоблачил. А мы ему скажем:

— Ну и что? Подумаешь, умница!