Диспансер: Страсти и покаяния главного врача

— Ты и будешь. Я для каждой санитарки не могу иметь персональных шоферов. Вот когда ты будешь министром, у тебя будет персональный шофер. А пока — сама поезжай! А для этого нужно сдать на права. Организацию покупки мотороллера я поручаю медсестре-активистке, а также оформление необходимых документов, поскольку у нее живой интерес к данной проблеме.

Тогда активистка кричит с места: «Не буду я этим заниматься, это не мое дело!» Я удивляюсь: «То есть как это не Ваше дело, когда только что Вы сказали, что именно это дело Вы поддерживаете? Скажите собранию честно: Вы поддерживаете или отказываетесь?». Заметалась она, руками прикрылась как-то стыдливо, глаза бегают, но губами твердо выводит: «Поддерживаю!» — «Вот и прекрасно, — говорю я. — Так идите же с Богом в магазин «Турист», договаривайтесь с директором, оформляйте документы, а оплату я вам обеспечу».

Она опустила голову и губы дрожат (для нее такая работа — поистине каторга). «А потом, — я продолжаю, — сходите в ГАИ и оформите нашу повариху на курсы, все же вы женщина грамотная, ученая — вам это проще сделать, чем ей самой».

— Да не буду я этого ничего делать, — кричит она. — Не мое это дело!

— Но вы поддерживаете?

— Поддерживаю!

— Чем?

— Что значит — чем, — не понимает она. Я объясняю: слово поддерживать по-английски bасk, что означает спина. Спина и поддерживать — одно слово. Кто поддерживает, тот подставляет спину. В русском языке поддерживать — это держать под. Значит, подлезать и держать снизу, то ли спиной, то ли плечом. «А вот вы держать под не хотите, спину не подставляете. Вы поддерживаете не спиной, не плечом, не руками, а языком. И много ваш язык выдержать может? И какая нам от этого польза? Так скажите собранию честно, ЧЕМ вы поддерживаете?

Побелела она, шатнулась. Я уже думал, как закруглять помягче, но тут повариха закричала: «Да черт с ним, с мотороллером, на кой он мне сдался. На тележке возить буду, здеся недалеко!».

Этот случай напомнил мне позицию так называемых простых людей. Они гордятся своим черным трудом, и эта гордость легко переходит в чванство. В поликлинике шел ремонт, и девушки-штукатуры, обляпанные известью, иронически посматривали на мой белоснежный халат, на холеные руки хирурга. Мозолистые рабочие ладони! Это же знамение века. Есть о чем поговорить. Они и в самом деле заговорили. «Работа у тебя чистая, — сказала одна с пренебрежением, — ручки, небось, не замараешь». «А ты на мои ладошки глянь», — добавила другая и сунула мне их под нос. Как раз в это мгновение в кабинет зашел маразматический трясущийся старик, от которого воняло неухоженной старостью и какими-то еще другими нечистотами. «Послушай, — сказал я, — а ты можешь этому вот старику засунуть палец в задний проход?» Она дернулась от омерзения. «Нет, не можешь, — сказал я. — Ни за что не сунешь. А я сейчас пальцем залезу в его больную ж… Нашла чистую работу!»

Авторитет я свой восстановил, а он нужен, чтобы управлять людьми. Не все и не всегда понимают закономерность твоих правильных шагов, уже не говоря об ошибках. Начальники по-разному авторитет блюдут. Один суровостью, другой, наоборот, запанибрата. Иной дистанцию все норовит выдержать: если заболеет, например, никогда собственный зад под укол своей сотруднице не подставит. Но приемы эти чисто механические, внешние, сами по себе они не помогают. Нужно чувствовать настроение людей вообще и, по возможности, каждого. И каждому сигналишь в ответ: дескать, уж тебя-то я понимаю. Кого-кого, а уж тебя вижу.

Очень давно, в районной больнице, я оперировал местного священника, которого после операции сестры бездумно уложили в палату, где лежали бывшие зэки. Они рисовали на стенах порнографию, лапали сестер, пили, курили, матерились, не погнушались и миску с борщом няне на голову надеть. Сладу с ними не было. Надо мной, пацаном, они просто смеялись, обхохатывались. Мы приглашали опытных товарищей для их просветления, умудренных и проверенных. Только и с теми забавлялись. Видели они их. До фени. Узнал я, что в эту палату положили почтенного священника, и ужаснулся: они же ему бороду по волоску выдернут! «Давайте, отец, переходите в другую комнату». Но он отказался: «Ничего, мне и здесь хорошо». А через несколько дней исчезли похабные рисунки, кончилась пьянка и матерщина. А на другой неделе они уже молились потихоньку. Гипноз какой-то.

Как он это делает? Священник охотно объяснил: «Вы совершаете ошибку прежде всего потому, что неправильно задаете вопрос, формулируете его некорректно. А ведь главную ответственность несет не тот, кто отвечает, а кто вопрошает — на неправильно заданный вопрос нельзя дать правильный ответ».

Ах, эта мудрость прошла мимо меня по самой поверхности, не задела тогда, ибо я был во власти своего любопытства, своей амбиции и молодости.

— Ладно, — сказал я, — а как поставить вопрос корректно, правильно его задать?

— А правильно вы должны спросить у меня: почему у НАС это не получается? Ведь мы пробовали, старались, пытались — не получилось…

— Да будет так, об этом и спрашиваю.