Позиции «Фабрики грез» чуть пошатнули прорыв новых европейских студий. Но это было в начале века. В чем в чем, а в грамотных маркетинговых схемах американцы соображали хорошо, больше чем в создании оригинального содержания. Мощная закачка финансовых ресурсов со стороны издателей компьютерных игр и столпов американского кинематографа вернула все на свои места. Париж и Лондон сдали свои позиции, и на Западное побережье Штатов высадился десант молодых львов из Старого Света. Ряды стареющих первопроходцев цифрового кино навроде Джона Гаеты пополнились молодой кровью.
Славик сумел завести нужные знакомства и уже начал разрабатывать проект, который должен был вывести его в элиту мастеров цифры. Но для низкого старта нужны были деньги. На авиабилеты, на проживание в гостиницах, на содержание агентов, на консультации с юристами. На то, чтобы оттянуться в барах Санта-Моники. Такие деньги он никогда бы не заработал, даже если бы попал в «Правекс-банк» на позицию шефа операционных кластеров. Другие, намного большие деньги.
Его решение работать на «реальных пацанов» было воспринято Катей в штыки, но он, как и всегда, был очень убедительным в своих расчетах и быстро показал ей три цифры. Сколько им нужно для старта, как долго он должен будет работать на «папу» Толстого и сколько они будут иметь потом. Скомкав салфетку и выбросив ее в мусорное ведро, он задал ей один вопрос: «Ты хочешь обратно?» Он спросил это грубо, почти срываясь на крик. Тогда Славик первый раз сорвался при ней.
Катя не хотела обратно. Он пришел в ее жизнь, и жизнь стала другой. Просто другой. То, что ждало ее через год-два, было вообще другим измерением. Процент, который мог получить Славик за аренду кластера у крупного медиахолдинга за месяц, вдвое превышал те деньги, которые заработали ее отец и мать за последние пять лет. И это было только начало. Славику было только двадцать четыре. Он был талантлив, уверен в себе и полон новых идей. Кроме денег, новая жизнь обещала новое общество. Те, кого она рассматривала на обложках журналов и в новостях, могли оказаться совсем рядом. Это было банально, глупо, Катя всегда смеялась над этими полудетскими желаниями типа водить знакомства со знаменитостями, но когда это стало вдруг так близко — захватило дух. Она поняла, что все эти насмешки были только защитной реакцией, за которой пряталась самая обычная зависть. Зависть к тем, кто не суетится в офисе от зарплаты до зарплаты, а делает настоящие деньги, которые дают больше, чем просто комфорт. Дают свободу от условностей и правил, написанных малограмотными невеждами для того, чтобы другие играли в их игры.
И еще она подумала о родителях. О том, что через какие-то год-два она вернется в город и придет к ним. Придет, чтобы отдать им долг. Сделать их жизнь мирной и спокойной. Мать перестанет в спешке накладывать по утрам макияж и ехать на работу, давясь в пробках и сутолоке метро. А вечером ехать обратно усталой и вымочаленной за день в толпе, пропахшей потом и дешевой парфюмерией. Отец сможет забыть о кредите за квартиру. И перестать ездить на десятилетнем «ниссане». Она купит им новую машину. Две, нет — три. Через два года Женька окончит школу, и она подарит ему новенький «ягуар». Они съедут с Поздняков и купят квартиру в какой-нибудь из монолитных «свечек» в центре города. Они переберутся на тридцатый этаж и…
Катя приняла решение.