Диссидент

Быть может… он её ненавидит? Поэтому и ушел. Хотя найти какие-то упоминания их крупных ссор мне так и не удалось. Только редкие избиения Игната, где Зоя вставала на его сторону, тоже получая от матери. Девочку Христина била даже жестче, чем её брата. Я все чаще пропускал целые куски, не в силах смотреть на избитое крошечное тельце, сжимающую руку плачущего брата.

Что ещё интересно, у них были странные отношения, тянущиеся ещё из детства. Я постепенно понимал характер Игната, и если раньше он казался мне просто обычным парнем, сейчас я постепенно понимал, что от жизни в Чреве, с истеричной обкуренной мамашей, он просто сломался в какой-то момент. Решение уйти в систему не было рациональным и волевым, она было лазейкой из психодела, в котором он находился каждый божий день.

Я вынырнул из воспоминаний, массируя виски. Меня вытащил стук в дверь, и когда я сфокусировал зрение, внутрь уже вошла Зоя. Она держала чашку чего-то спиртного, а я просто сел, пялясь на неё опухшими глазами.

— Все хорошо? — спросила она, присаживаясь рядом. — Почему не выходишь к остальным?

— Смотрел воспоминания, — честно ответил я, массируя глаза. — Хотел просто разобраться с ними до того, как мне поменяют систему. Черт, там такая путаница. Я совсем не помню мать, но то, что я увидел… Я ушел из-за неё?

— Почему? — удивилась Зоя, отхлебнув. — Ты очень её любил. Хотя она, пожалуй, уже и не способна была отвечать кому-то взаимностью. Христина всегда хотела девочку.

— А ты… ты ведь не сестра мне на самом деле, да? — решился я спросить, хотя и был готов получить вместо ответа по башке.

— Да, меня приютила она лет в пять. Я по записям системы помню, что моих родителей арестовали, а меня они успели сбросить в Чрево. Я люблю Христину, она воспитывала нас, как могла. Да и официально, я её ребенок. Она одала деньги, скопленные за годы работы, чтобы подделать бумаги, — Зоя погрустнела, отвернувшись от меня. — Могло быть гораздо и гораздо хуже, Игнат. И ты понимал это и безумно любил её.

— Странно, — хмыкнул я, откинувшись на подушке. — Сейчас она кажется мне монстром.

— Так посмотри воспоминание, где мы справляли первое наше рождество. Ты подарил ей краденное кольцо, — слезы выступили на глазах сестры, но она быстро смахнула их. — Христина снова побила нас, но носит его до сих пор. Ради дозы она продала большинство вещей, но не его.

Меня поразило в этом много вещей. И зависимость, и такая больная любовь маленького Игната, но больше то, что не было у меня такого воспоминания.

— Слушай, Зой, — я почесал макушку, — а кроме меня кто-то может удалить мои воспоминания?

— В теории, кто-то и может, — пожала плечами названная сестра. — Но ты спроси Лиса, он лучше разбирается в системах. Пойдем ко всем? М?

— Иди, — я просто погладил протянутую ладонь, подбадривающе улыбнувшись. — Я сейчас приду в себя, умоюсь и присоединюсь.

— Не затягивай, — послала воздушный поцелуй Зоя, скрываясь за дверью.

Я ещё раз потер глаза, снова открывая систему. Как бы странно все это не выглядело, я чувствовал, что должен понять Игната. Вам сейчас это наверняка кажется, довольно странным, но у меня было стойкое ощущение, что это важно. В мозгу поселилась тревога, возможно, связанная с тем, что призраки прошлого могут неожиданно меня настигнуть, а я буду не готов.

Решив, что мне все-таки лучше пойти к остальным, я уже хотел было закрыть систему, как вдруг заметил в ленте воспоминаний довольно странную картинку. Пообещав себе, что это последнее на сегодня, я окунулся в память настоящего Игната.

Он сидел под кроватью, весь дрожа и зажимая себе рот руками. Снизу было плохо видно происходящее, но звуки явно давали понять, что где-то совсем рядом происходят нехорошие вещи. Женский знакомый голос срывался, визжа и выкрикивая слова протеста. Он только поглядывал на шкаф, видя не плотно прикрытую дверь. Он боялся того, что эту щелку заметят.

Топот ног, Христина упала на землю возле кровати. Она послала напуганный взгляд сыну, после чего её за волосы подняли. Женщина была совсем раздетой, разве что на щиколотках болтались белые хлопковые трусы. Вокруг было трое мужчин, по их одежде было сложно сказать, к какой банде они принадлежат, но их лица были злыми, перекошенными от ярости.