А вот у американских обывателей, которые мнят себя пупом земли, секса как не было, так нет и не будет! Попробуйте прокрутить у них советский патриотический фильм «А зори здесь тихие» или устроить выставку картин с девочками Пластова и Кустодиева. Сразу «загремите» на многие десятки лет. Вы пригласили незамужнюю женщину коллегу по работе в театр, это у них квалифицируется как «сексуальное домогательство» – статья, тюрьма. Вы поругались с женой – тюрьма. Вы занимались анальным сексом с женой – тюрьма. И т. д., и т. п. Как не пожалеть американских мужчин-импотентов, которые пытаются навязать свой американский образ жизни всему миру? А впрочем, так им и надо, там им и надо, господа!
Глава 13
Кухонное диссидентство
Питательной средой «диссидентов в законе» была интеллигенция. А что такое интеллигенция? Замечу, что в других языках такого слова нет. Близкое по звучанию английское слово «Intelligence» означает «разведка».
Первым в оборот слово «интеллигенция» ввел очень плодовитый, написавший больше сотни романов литератор Петр Дмитриевич Боборыкин (1836–1921). «Интелигенцiя» в значении разумная, образованная, умственно развитая часть жителей, появляется в томе «исправленного» «Толкового словаря живого великорусского языка» В. И. Даля, изданном в 1881 году.
Одним из первых слово «интеллигенция» употребил Лев Толстой в первой главе романа «Война и мир» при описании салона Анны Павловны Шерер: «Пьер… знал, что тут собрана вся интеллигенция Петербурга».
Замечу, как точно Лев Николаевич показал интеллигенцию начала XIX века. Салон – сборище великосветских болтунов. Там можно фрондировать, но «от сих до сих». Так, высказывать различные мнения, не совпадающие с официальными, о событиях в Европе и, разумеется, о «злодее Буонапарте». При этом правительство и отдельных министров можно критиковать, но и правительство, и министры представляются лицами, действующими как бы помимо воли императора Александра I. О внутренних делах России, за исключением карьерных дел и интриг, разговоры не заходили.
Кстати, Лев Николаевич не понаслышке знал такие салоны. Недаром литературоведы считают прототипом Шерер Марию Николаевну Волконскую, в замужестве Толстую, то есть мать писателя.
Лев Николаевич иронично, с легким презрением описывает «рафинированную» интеллигенцию Петербурга, собравшуюся в салоне Анны Павловны. Тот же Андрей Болконский с презрением, сверху вниз смотрит на эту публику и говорит Пьеру, что он вынужден ходить в салон и «эта жизнь не по мне».
Конечно, в чем-то слова Андрея – поза: мог бы и не ходить. Да и министры, и царь вполуха, но все же прислушивались к болтовне в салонах.
В 86-томной энциклопедии Брокгауза слово «интеллигенция» отдельной статьи не удостоилось, а вот во втором издании (1907 год) Малого энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона читаем: «ИНТЕЛЛИГЕНЦIЯ, лат., образованные, умственноразвитые классы общества, живущие интересами политики, литературы и искусств. – Интеллигент, просвещенный человек, принадлежащий к классу интеллигенции».
С 1960-х годов бытует крылатая фраза: «Я не интеллигент, у меня профессия есть». Ее приписывают самым разным авторам, в том числе Льву Гумилеву, Н. В. Тимофееву-Рессовскому и др.
В самом деле, трудно назвать интеллигентами Григория Орлова, Григория Потемкина, Александра Суворова, Федора Ушакова, адмирала Макарова, генерала Скобелева, канцлера Горчакова, Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Толстого, Есенина, Маяковского, Курчатова, Королева. Они образованные умные люди, но у них у всех есть специальность: кто поэт, кто генерал, кто канцлер Российской империи.
Лично меня еще в студенческие годы трясло, когда мне говорили: «Вы же интеллигентный человек». Я отвечал, что я не интеллигент, а историк, даже когда у меня не было опубликовано ни строчки.
Мое отличие от подавляющего большинства историков в том, что те изучали историю России по трудам Соловьева и вузовским учебникам «Истории СССР», то есть по глобусу. А я 30 лет сидел в архивах Москвы и Петербурга и совершал зондажи вглубь времен. Ну, как хорошая хозяйка требует у продавца надрезать арбуз до самой сердцевины. То же делает человек, увлеченный историей техники. Так, он изучает кучу дел, посвященных изготовлению пушек или кораблей – заказов, рекламаций, десятки документов деловой переписки – и может видеть и сравнивать эффективность работы казенных и государственных заводов, эффективность деятельности управления Военного или Морского ведомств и т. д.
А изучая документы по истории громадного морского и речного флотов, я увидел неприглядные физиономии земцев – воров и бюрократов. Почти во всех книгах до и после 1917 года земские деятели выглядят вполне респектабельно – передовые люди, для которых главное – это интересы народа. Ради русского народа в целом они готовы на все – на подписание различных адресов высочайшим особам, где запрятаны либеральные «шпильки» и намеки. Они готовы произносить речи о свободе и конституции, о «правах граждан», запивая их шампанским и заедая севрюжиной с хреном.