Диссиденты 1956–1990 гг.

Из России бежали тысячи, если не десятки тысяч предпринимателей и купцов. Ну и много их среди мультимиллионеров Запада? Посчитал бы кто-нибудь соотношение капиталов первой сотни богатейших эмигрантов «нулевой волны» и «первой волны», хоть на 1925-й, хоть на 1935 год. Сотни людей, бежавших из России до 1917 года, стали за рубежом мультимиллионерами, а вот среди эмигрантов «первой волны» если такие есть, то их единицы. Мне, во всяком случае, они неизвестны.

Русские офицеры и генералы всего за 15 лет ухитрились проиграть три большие войны: 1904–1905 годов с японцами, 1914–1917 годов с немцами и 1918–1920 годов с собственным народом. Оказавшись в эмиграции, десятки тысяч царских офицеров и генералов продолжили свою военную карьеру: во Франции в Иностранном легионе, в Албании на службе у Ахмет-Бей-Хогу, в войне в Парагвае, в испанской войне на стороне Франко, в Китае на службе у Чан-Кайши и ряда милитаристов – генералов, не подчинявшихся центральному правительству. Наконец, тысячи из них пошли на службу к Гитлеру.

Бывшие царские офицеры награждались орденами, им давали роты и батальоны, но никогда – дивизии. Никто из них не стал знаменитым военачальником.

Как видим, значительная часть русских эмигрантов 1-й волны была интеллигентами, но не элитой.

В советское время резко возросло число людей с высшим образованием как техническим, так и гуманитарным.

За двадцать предреволюционных лет численность инженеров почти удвоилась – с 4000 человек в 1897 году до 7800 в 1917 году. А в СССР в 1950 году насчитывалось уже 400 тыс. инженеров, в 1960 году – 1135 тысяч, в 1970-м – 2486 тысяч.

Кроме дипломированных инженеров готовилось огромное количество техников, чья квалификация примерно соответствовала уровню выпускников европейских и североамериканских колледжей. Всего инженерно-технических работников в СССР уже в 1939 году было 1620 тыс. человек, в 1959 году – 4045 тыс., в 1970 году – 8450 тысяч.

Росли, хоть и не такими темпами, и ряды работников народного образования. По переписи 1897 года в Российской империи было 79,5 тыс. учителей в учебных заведениях, 7,9 тыс. учителей ремесел и искусств, 68 тыс. частных преподавателей, 11 тыс. гувернеров и гувернанток. В СССР же число учителей начальных и средних школ к 1939 году составило 1206 тыс. человек, а к 1959 году возросло до 2023 тысяч.

Значителен был и прирост числа врачей. В 1897 году их было 18,8 тыс. человек, к 1911 году – 30 тысяч, в 1939 году – 122 тысячи, в 1959 году – 338 тысяч, в 1970 году – 556 тысяч.

Спору нет, подавляющее число лиц, получивших в 1920–1940 годах высшее образование, принадлежало к рабочим и крестьянам. Да, это имело свои негативные стороны, в частности затрудняло обучение студентов и курсантов. Иногда возникали перегибы и либерализм. В частности, получил распространение метод «сдачи за группу», то есть один студент или курсант сдавал экзамен за целую группу учащихся вуза или военного училища.

Но, с другой стороны, как можно было иным путем выявить сотни тысяч талантливых людей из народа и поставить заслон тем, кто шел учиться только потому, что того требовали родители и было принято в «своем кругу»? Так, в 1908–1911 годах из числа выпускников семинарий в священнослужители шло 20–25 %. Естественно, советское правительство не могло позволить себе подобного расточительства в голодной стране.

Окончил ВУЗ – иди работать по специальности. Посему даже ввели обязательное распределение выпускников высших учебных заведений.

В 1930-1940-е годы советская интеллигенция как новая, так и дореволюционная старая вела себя «тихо и богобоязненно». Не было даже антисоветской публичной болтовни. Мало того, многие диссиденты и правдолюбцы 1960-х в 1930-1940-х годах старались быть более католиками, чем сам папа.

Возьмем, к примеру, Константина Симонова. В 1937 году он пишет поэму «Победитель» (о Николае Островском), в 1939 году – поэму «Павел Черный», посвященную строителям Беломорско-Балтийского канала, в 1938 году – поэму «Ледовое побоище» и т. д.

В 1939 году Симонов тоже добровольно едет в Монголию. Там он проявил особое рвение. В поэме «Баин-Цаган» он писал о безграмотной танковой атаке комкора Жукова:

Японцы прямой наводкой
Стреляли на сто шагов,
Но танки стальной лавиной
Обрушились на врагов.
Летели на воздух пушки,
Люди, грузовики,
Трупы горой лежали
На берегу реки.
Нате вам, получайте!
Раз война, так война:
Ни одного японца
Не оставим на семена!

А в «Записной книжке» Симонов писал:

Мы всякую жалость забудем в бою,
Мы змей этих в норах отыщем,
Заплатят они за могилу твою
Бескрайним японским кладбищем!

Уверен, что за высказывание «ни одного еврея (белоруса, русского) не оставим на семена» любого германского гауляйтера повесили бы в Нюрнберге.