Диссиденты, неформалы и свобода в СССР

5 апреля события в теплотехнической лаборатории были удостоены постановления Секретариата ЦК и охарактеризованы как выступление «антипартийных элементов», на которую большинство коммунистов ответили «недопустимым для коммуниста либерализмом» [27].

Информация о событии быстро распространилась, и уже в апреле физики Электрофизической лаборатории в Калининской области обсуждали, что в МГУ идет сбор подписей за восстановление уволенных физиков на работе в Теплотехнической лаборатории [28].

Но хорошие специалисты нужны отечественной науке – и уже в 60–е гг. физикам будут прощать любые разговоры «между своими». Своеобразным выражением этой перемены стал фильм «Девять дней одного года» (1961 г.), где физики обсуждают острые социально–политические темы, которые «в прежние времена» могли дорого стоить вольномыслящему (при упоминании этого обстоятельства герой И. Смоктуновского говорит: «А в прежние времена я помалкивал»). В 1956 г. были еще «прежние времена», и те, кто не помалкивал, могли пострадать. В 1961 г. времена были уже «нынешние», и репрессивная санкция наступала для «ценных специалистов» лишь в случае демонстративных публичных политических выступлений.

В 1966 г. парторганизация Курчатовского института уже не боится приглашать в свое учреждение опального (и потому интересного) писателя Солженицына для чтения «Ракового корпуса» [29].

В 1956 г. молодые физики не были одиноки. Не сговариваясь, партийные смельчаки повторяют аргументы друг друга. Аппарат ЦК с тревогой фиксировал их: «на собрании парторганизации Институтавостоковедения Академии наук СССР с антипартийными заявлениями выступили члены партии Мордвинов и Шаститко».

Старый большевик Мордвинов утверждал, что и нынешние вожди партии «отвечают за расстрелы», обвинил Хрущева в трусости в сталинскую пору. «Руководители партии, по его словам, должны были поставить перед съездом вопрос о своей ответственности». К очередному Пленуму ЦК необходимо провести дискуссию по докладу Хрущева, а по ее итогам созвать внеочередной XXI съезд партии [30].

Старшее поколение было поддержано младшим. Аспирант Шаститко говорил и о неискренности Микояна, который раньше восхвалял Сталина, о том, что Советы ничего не решают, о манере Хрущева всех перебивать во время выступлений.

И в Институте востоковедения парторганизация не захотела «давать решительный отпор», ограничившись затем вынесением выговоров [31].

В парторганизации Литературного института скандал произошел после доклада Первого секретаря Союза писателей А. Суркова, который «нарвался» на студента–заочника С. Никитина. Никитин, моряк и инвалид, уже был известен как критик литературной «лакировки», то есть приукрашивания действительности.

Теперь Никитин выступил с политической речью. Он заявил, что «доклад Суркова никуда не годится: одни общие фразы. В течение долгого времени нам давали вместо сахара и масла суррогат и покрикивали: «Да здравствует мудрый вождь товарищ Сталин!» Брали, что бросали со сталинского стола. Из нас делали рабов».

Последние слова вызвали возмущение у присутствующих. В зале поднялся шум и раздались реплики: «Хватит!», «Стыдно!» Однако Никитин продолжал говорить [32].

Как и другие коммунисты, решившиеся в эти дни выступить на партсобраниях «не в струю», Никитин спешил сказать обо всем, что наболело: «У нас, продолжал Никитин, образовалась преграда между писателем и читателем. В литературе много развелось фельдфебелей от литературы. Их надо бы направить к маршалу Жукову. Он найдет им применение». Слова Никитина: «Я вольный человек и хочу петь вольные песни» были встречены возгласами: «Анархист!», «Ни стыда, ни совести!». «То, что мне не дают высказаться здесь, — продолжал Никитин, — говорит о выверте наизнанку старого способа в нынешних условиях. Одна свобода восхваляется, другой не допускается. Старый партизан говорил мне: «Обманывают русский народ, 250 граммов хлеба дают на трудодень». Я забросал его патриотическими фразами. В подобных случаях так все поступали» [33].

Нежелание части интеллигенции защищать бюрократию пропагандисткой ложью угрожало социальным устоям Системы.

К тому же тема сталинской диктатуры просто провоцировала коммунистов–идеалистов требовать большей демократии, чтобы советы имели не меньше прав, чем западные парламенты.

«На партийном собрании Ереванского Государственного университета… аспирант Погосян П. и преподаватель Кюрегян М. допустили явно антисоветские заявления и восхваления демократии в буржуазных парламентах». Конечно, на этом собрании не мог не «всплыть» национальный вопрос: «Преподаватель Арутюнян Р. внес предложение о присоединении Нагорного Карабаха к Армянской ССР. Несмотря на то, что некоторые коммунисты осудили выступления Погосяна, Кюрегяна и Арутюняна, но партийное собрание не реагировало на их антипартийные измышления» [34]. Еще радикальнее и обширнее обсуждали национальный вопрос писатели Армении.