Диссиденты

Отправив меня в якутскую ссылку, КГБ не успокоился. Правда, и я не успокоился, так что КГБ, возможно, просто искал адекватный ответ. Попытки превратить меня в уголовника возобновились с новой силой. Самый простой способ лежал на поверхности – тунеядка. Работу по специальности мне под разными предлогами не давали, а не работать – по советским законам значило совершать преступление. Я не стал ждать, когда мне объявят предостережение, и пошел в наступление первым. В письме, отправленном в Государственный комитет СССР по труду и социальным вопросам, я написал, что, имея в полном объеме все трудовые права, я не могу получить работу по специальности и поэтому прошу зарегистрировать меня в качестве безработного. Кажется, я даже просил выплачивать мне пособие. Письмо через наших московских друзей попало в западную прессу и было воспринято на Западе с пониманием – там-то знали, что такое безработица. Однако при социализме ее быть не могло по определению, и скоро из Москвы поступило указание трудоустроить меня. Мне даже сообщили это в каком-то официальном ответе. Я был принят на работу в комбинат «Индигирзолото» и стал заведовать там фельдшерско-акушерским пунктом.

Между тем в заветном деле политических репрессий чекисты, как известно, устали не знают. Тот самый Женя Дмитриев, что поражал нас в ссылке своим картежным умением, а потом дал на меня под диктовку следователя малозначащие показания, прибежал как-то вечером крайне взволнованный. Как опытный человек, Женя не стал говорить со мной в доме и попросил меня выйти на улицу. Мы стояли во дворе нашей одноэтажной халупы, и он, торопясь, сбивчиво объяснял, что ему срочно надо спрятать одну вещицу, потому что за ним идут по пятам и вот-вот сейчас прихватят.

– Что за вещица? – спросил я, уже раздумывая, как помочь приятелю.

Женя достал из-за пазухи сверток, развернул его, и я увидел вороненую сталь пистолета ТТ.

– Ты с ума сошел, – возразил я. – Для этой вещицы у меня самое неподходящее место в Усть-Нере. У меня могут забрать в любой момент.

– Да и ладно, – простодушно ответил Женя. – Главное, чтобы у меня сейчас не отобрали – мне ведь сразу срок намотают.

Тут меня кольнуло недоумение: он боится, что пистолет найдут у него, но не боится, что найдут у меня! Все скрытые механизмы защиты включились мгновенно. Между тем Женя был настойчив:

– Ты положи его в коляску к сыну, там никто искать не будет, – уговаривал он меня, слегка развернув сверток и настойчиво протягивая пистолет.

– Хорошо, – согласился я. – Сделаем так: бросим пистолет в ручей Ампор, он как раз очень бурно течет сейчас позади нашего двора – пистолет либо потонет, либо его вынесет в Индигирку. А может, и в Северный Ледовитый океан, здесь недалеко, – подмигнул я Жене, давая понять, какой замечательный выход я нашел из трудного положения.

И я уже потянулся за пистолетом, но так, чтобы взять его снизу, под тряпочку, не оставляя отпечатков на рукоятке. Женя, однако, потянул пистолет к себе и, пряча за пазуху, пробормотал:

– Нет, жалко вещицу. Пойду, может, пронесет.

Это был май 1980 года. Скоро меня должны были снова арестовать, и КГБ, как я понял уже позже, лихорадочно искал для меня уголовную добавку к политическому обвинению.

Недели через две Женя пришел к нам с предложением купить у него задешево спичечный коробок. Предложение было царским. В коробке лежали не спички, а самородное золото. Я до тех пор ни разу не видел золота в самородках – зрелище завораживающее. К тому времени с Женей было уже всё ясно, но я не стал засвечивать его перед КГБ как разоблаченного стукача, а сказал, что рад бы, да денег нет. Не хватало мне только незаконного промысла и оборота драгоценных металлов!

Вообще золота в тех краях было много. Золотой песочек легко можно было намыть лотком прямо в протекающем у нас за домом ручье Ампор. Некоторые предприимчивые люди занимались таким промыслом, исправно пополняя население якутских лагерей.

Смешно, но единственным местом, где мне, кажется, не пытались всерьез пришить уголовную статью, был уголовный лагерь. Хотя кое-какие попытки и были, но очень вялые.

Когда, освободившись, я поселился с семьей во Владимирской области, все началось сначала. Казалось, КГБ просто не в состоянии был смириться с мыслью, что я могу находиться где-нибудь кроме тюрьмы. В маленьком нашем городке Киржач была больница, поликлиника, «скорая помощь» и два диспансера, но меня никуда не брали – врали, что нет мест. Власть разнообразием меня не баловала – сделала предупреждение о тунеядстве. Я тоже не баловал власть разнообразием – устроился работать в соседнем Кольчугинском районе на «скорой помощи», где меня, ничего не зная о моей антисоветской судьбе, взяли с удовольствием и сразу, без разговоров.