Диссоциации

В Анапе в те года практиковали продажу в разлив, поэтому в лагере вино в бутылках считалось непозволительной роскошью, не говоря уже про другие напитки, водка и коньяк – были слишком дороги. Считалось совершенно нормальным, даже обязательным принять стакана три-четыре «портвешка» и пойти на пляж любоваться молодыми пионервожатыми. Вернувшись осенью домой, Захар как-то по привычке хлопнул три стакана «Кавказа» перед дискотекой – и упал навзничь, как коммунист в финале одноименного фильма. В воздухе, что ли, дело? Или в общей атмосфере благодушия и спокойствия.

Пили тогда много. Обязательно большой компанией и обязательно в безумных количествах. Норма на вечер была такая – десятилитровая канистра на двух мальчиков и двух девочек. У суровых парней-грузчиков, далёких от ненужных условностей, нормативы не определялись – просто стояла в номере двадцатилитровая молочная фляга с вином с привязанной алюминиевой кружкой на цепочке. Это нельзя было назвать пьянством, боже упаси. Это было часть местной субкультуры, никаких конфликтов и драк, только общение и положительные эмоции.

Ещё были пивные автоматы в посёлке Джемете, работающие почему-то на жетоны от московского метро. В сочетании с вкуснейшими чебуреками, на которые ели-ели наскребали деньги, тоже неплохой вариант. Но пиво в то время на юге расценивалось не как самодостаточный алкогольный напиток, а как средство, связывающее послевкусие вчерашнего праздника с сегодняшним грядущим. В этом качестве пиво выполняло задачу на сто процентов.

Захару, когда он рассказывал кому-либо о времени, проведённом в Анапе, часто говорили, что это просто грусть-тоска по юности. Он же считал, что дело в другом - человеку, рождённому в СССР и воспитанному в лучших традициях советского общества, кроме комфорта и сервиса, очень важен коллектив, ощущение некоего братства, общности. Если с этим все в порядке, то всё остальное вторично. Только в такой среде рождается настоящий драйв и кураж. Так было, по крайней мере, у него и в школе и на службе. Не зря же раньше говорили: «В армии хорошо - там ребята!»

Наверное, поэтому все сегодняшние турпоездки сливаются в одну сплошную, особо не отличающуюся друг от друга череду событий с небольшими вкраплениями достопримечательностей, а память упорно выдаёт пионерлагерные посиделки с канистрой портвейна до утра, которой, как правило, не хватало и все шли под утро к сторожу Саркису за бодяжным «сухарём». И снова приходится удивляться избирательности человеческой памяти, как в рассказе одного писателя о мальчике, которому постоянно приводят в пример дядю: и как он хорошо учился в школе, и как отлично закончил институт, и как замечательно работал, и каким он был спортивным и смелым…А сам мальчик о дяде ничего не может вспомнить, кроме большой белой пуговицы от кальсон, пришитой к рубашке чёрными нитками…

…А вот ещё вопрос - который изредка мучил Захара – поменял ли он сейчас то время на довольно комфортный сегодняшний день, вмиг превратившись в того неуверенного в себе студента, начинающего жить в смутное время с непредсказуемым будущим? И вот ведь парадокс - если раньше он категорически отвечал на него – нет, то после недавних событий он просто мечтал об этом!!!

Виктор Павлович Чесалов.

Пионерскому лагерю Захар благодарен ещё и тем, что здесь он познакомился с «человеком интересной судьбы», Палычем. В то время Виктор Павлович Чесалов был в Обнинске довольно известной личностью - местным поэтом, руководителем местного литобъединения в Доме Культуры. Это сейчас значимость людей измеряется количеством автомобилей/коттеджей/любовниц, а тогда на первый план выходили совсем другие качества…

В то лето в п/л «Ока» Палыч работал художником-оформителем. Он со своей женой, Людмилой Николаевной, жил в небольшой комнатушке (а по совместительству и мастерской) около летней сцены. По вечерам в его каморке собиралась местная интеллигенция, в основном люди творческие и образованные…Жареные рапаны, портвейн «Анапа» в алюминиевом чайнике, многочисленные рассказы, местные новости, всё это Захар слушал, как говорится «разинув рот».

В то «ужасное время», когда ещё «буржуазная зараза» не разъела моральных устоев нашего общества, когда про интернет никто и не слышал, это живое человеческое общение было единственным способом выразить друзьям и единомышленникам своё мнение, услышать забавную историю. Это общение учило сопереживать, быть добрее, заставляло совершенствоваться самому. Да, странные люди «совки»! Всё у них было по-другому, какие-то задушевные разговоры, песни под гитару, чтение стихов по ночам!!!

В то время Палычу было уже далеко за пятьдесят, но не смотря на это он был намного ближе Захару по философии и мировосприятию чем ровесники. Ему было с ним безумно интересно, Захар видел в нём не только старшего товарища, но и в некотором смысле и учителя. С этим вообще трудно в современной жизни – найти верный ориентир - авторитетного, близкого по духу человека, которому доверяешь и веришь аксиоматично…