Мун побывал и на Изумрудном острове, и на Острове Вереска, но за последние полтора года он носа не казал с территории Англии! И ни у кого из зачинщиц не было прямых контактов с Лунным эльфом!
Составить впечатление о сущности обвиняемых дамочек я хотел бы лично, а не со слов дознавателей и не из записей бесед. И я это сделал, конечно же…
Луиза Маккензи. Психопатка с выраженными феминистическими замашками. Двадцать три снайперских выстрела — двадцать три трупа среди военных и полицейских, как эльфов, так и людей. Еще двенадцать — это жертвы среди мирного населения. Она коллекционировала снимки убитых, как трофеи… Она не участвовала в бойне в Абердине. Прежде чем присоединиться к мятежникам, второго марта она с крыши высотки хладнокровно открыла стрельбу по эльфийской школе в Кинкардине.
Прим. авт.: Портовый город на западном краю залива Ферт-оф-Форт, откуда в настоящее время начинается автомобильный мост Кинкардин через залив.
— В память об Эване, Айли! — весело сказала Луиза и выложила съемку расстрела детей в школьном дворе в сеть, воспользовавшись закрытым мессенджером.
После этого все операторы связи прекратили использование оных на территории Шотландии, Ирландии и Англии — на неопределенный срок, до особого распоряжения властей.
Двое убитых детей, семь раненых. Ни следа раскаяния. Полностью вменяема, прекрасно отдает себе отчет в своих действиях.
Эдме Хаттан. Фактически правая рука госпожи Барнетт, очень быстро организовавшая систему медицинской помощи раненым мятежникам, отлаженную безукоризненно. «Убирайтесь с нашей земли!» — неоднократно заявляла она перед камерами, имея в виду эльфов. Автор ежедневных антиправительственных речей и прочей пропагандистской чепухи, весьма грамотно составленной. Направленность одна: долой правительство, поддерживающее остроухих захватчиков, долой контроль рождаемости и так далее. Напомню, что бесконтрольная рождаемость до Сопряжения поставила существование человечества под очень большой знак вопроса… Если бы не введенное эльфами ограничение, люди продолжали бы воевать из-за ресурсов и штамповать химическую еду, которой все равно не хватало на всех… Формально же на руках Эдме ни пятнышка крови — она ни разу не прикоснулась к огнестрельному оружию.
Елена Барнетт. Руководила пресс-службой бунтовщиков, причем очень толково, дублируя воззвания на десяти языках, включая эльфийский, и находя возможности для их рассылки куда угодно. Накопала в архивах кучу информации о женских выступлениях разного рода, едва ли не за всю историю человечества. Параллельно с Бунтом продвигала идею какой-то то непонятной борьбы за женские права. Если для борьбы за права непременно нужно стрелять в полицейских, то, похоже, выходит плохо, потому что учиться стрелять приходится наспех. За ней все же числилось трое тяжело раненых полицейских-людей, по предварительным данным. Вызов в глазах Елены постепенно сменялся осознанием того, что борьба за права и террор — разные вещи, не в пример Луизе Маккензи…
Дамочки были задержаны семнадцатого апреля. Следствие тянулось уже три недели, и за это время я видел Айли Барнетт чаще, чем прочих, практически раз в два-три дня мотаясь на военном катере по заливу: от порта в Эдинбурге до острова Ферт-оф-Форт. Я слышал мягкий голос рыжеволосой женщины, внимательно следил за выражением светло-карих глаз, внутри которых она совершенно напрасно строила глухую стену самозащиты, и иногда тщательно подавлял в себе желание протянуть руку и поправить очередной непослушный медный локон. Пламя, зажженное в зрачках этих чудесных глаз, слегка потускнело, но все еще было вполне достаточным для того, чтобы дотла выжечь если не весь Ферт-оф-Форт, так хотя бы комнату для допросов…
Я сопоставлял поведение Айли с теми фактами, что читал в досье и материалах следствия, и осознавал — она сожгла за собой мосты в миг, когда поняла, что жить незачем. У нее был другой путь: дождаться расследования смерти близких, которое не было бы так бездарно смято из-за начавшейся волны протестов и кровавых беспорядков. Она предпочла иное, и в итоге должна была понести единственно возможное наказание.
Жалость? От этого чувства я сознательно отмежевался достаточно давно, но… испытывал сожаление. Все могло сложиться иначе, если бы не роковое течение обстоятельств.
Следы с разбитой губы и, я думаю, синяки на ребрах давно сошли, и даже в условиях максимально строгого тюремного режима госпожа Барнетт оставалась все той же красивой женщиной, спокойной внешне, без малейшего намека на какую-то браваду, столь явную у Луизы и Елены.