Дитя человеческое

Насколько больше того, что сообщил Ролингз, им известно? Тео вдруг показалось странным, что группу до сих пор не арестовали. А может, арестовали и уже допрашивают. Не в этом ли причина сегодняшнего визита? Неужели они уже взяли Джулиан и остальных и теперь проверяют, как тесно он с ней связан? И уж, конечно, им ничего не стоит добраться до Мириам. Он вспомнил заданный членам Совета вопрос об условиях жизни на острове Мэн и их ответ: «Мы-то знаем. Вопрос в том, откуда знаешь ты». Они ищут людей, которым известны условия жизни на острове, а при том, что посещения острова запрещены, как не разрешено и посылать туда письма, спрашивается: откуда взялись эти сведения? Побег брата Мириам наверняка зарегистрирован. Странно, что Мириам не допросили сразу, как только начали действовать «Пять рыб». Но возможно, уже допросили. Возможно, сейчас и она, и Джулиан находятся в их руках.

Круг его мыслей замкнулся, и он впервые почувствовал страшное одиночество. До сих пор это чувство было ему незнакомо. Он отнесся к нему с подозрением и с обидой. Глядя вниз на пустынную улицу, Тео впервые захотел, чтобы там появился кто-то — друг, которому он мог бы доверять. Уходя от него, Хелена сказала: «Мы живем в одном доме, но мы — как жильцы или гости в одной гостинице. Мы никогда по-настоящему не говорили». Раздраженный такой банальной жалобой, привычным сетованием недовольных жен, он тогда ответил: «О чем же нам говорить? Вот он я. Хочешь поговорить, изволь, я слушаю».

Ему подумалось, что сейчас для него было бы утешением поговорить даже с Хеленой, услышать ее нерешительный и бесполезный отклик на его мысли. И раздражение, смешанное со страхом, чувством вины, одиночеством, вспыхнуло с новой силой — против Джулиан, остальных, против себя за то, что он вообще ввязался во все это. По крайней мере он сделал то, о чем они просили. Он виделся с Правителем Англии и предупредил Джулиан. Он не виноват, что группа не прислушалась к его предостережениям. Они наверняка считают, что он обязан сообщить им об опасности. Но они и сами должны понимать, что им грозит. И как он может их предупредить? Он не знает их адресов, не знает, где они работают, чем занимаются. Единственное, что он способен сделать, если Джулиан арестовали, — это вступиться за нее перед Ксаном. Но как он узнает, что ее арестовали? Чтобы что-то узнать, надо найти хоть одного из членов группы. Но как, не рискуя, навести справки, чтобы об этом не стало сразу же известно? Не исключено, что ГПБ уже ведет за ним тайное наблюдение. Ему оставалось только ждать.

Глава 19

Пятница, 26 марта 2021 года

Сегодня я увидел ее впервые после нашей встречи в музее Питт-Риверза. Я покупал сыр в крытом рынке, потом отвернулся от прилавка, держа маленькие, аккуратно упакованные пакетики с рокфором, датским сыром с голубыми прожилками и камамбером, и увидел ее. Она стояла всего в нескольких ярдах и выбирала фрукты — совсем не так, как я, а придирчиво оглядывая каждый в отдельности. Выбрав же, без колебаний протягивала раскрытую холщовую сумку, великодушно принимая хрупкие коричневые пакеты, едва выдерживавшие золотые шары апельсинов, светящиеся изогнутые бананы и красновато-коричневые пепины Кокса[35]. Ее кожа и волосы, казалось, впитывали сияние фруктов, словно она была освещена не жесткими слепящими огнями рынка, а теплым южным солнцем. Я смотрел, как она отдавала банкноту, потом отсчитывала монеты, чтобы дать хозяину лавки деньги без сдачи, и улыбалась, протягивая их ему, как вскинула широкую лямку холщовой сумки на плечо, немного изогнувшись под ее тяжестью. Между нами сновали покупатели, но я стоял как вкопанный, не желая, возможно, даже не в состоянии двигаться, и в моем мозгу беспорядочно проносились необычные и непрошеные ощущения. Меня охватило нелепое желание броситься к цветочному прилавку, сунуть продавцу деньги, выхватить из ведерка охапки даффодилов, тюльпанов, оранжерейных роз и лилий, бросить их ей на руки и снять сумку с ее уставшего плеча. Это был романтический порыв, детский и смешной, какого я не испытывал с тех пор, как был мальчиком. Тогда я отнесся к нему с недоверием и негодованием. Сейчас он потряс меня своей силой, своей иррациональностью, своей разрушительной энергией.