Это его не убеждает, но он хотя бы не нападает, и я не могу его винить. Я бы тоже не поверила. Это, конечно, не очень гостеприимно.
— Ты с ним разговариваешь? — спрашивает Гершом, повышая голос. — Ты разговариваешь с этим монстром? Да что с тобой такое, черт возьми? Откуда ты знаешь его язык?
— Я не знаю! Ну, разве что несколько слов — он спас мне жизнь. — Я снова в состоянии обороны, в котором совершенно не хочу находиться.
— Довольно, — говорит Розалинда, делая жест рукой и заставляя толпу замолчать.
Гершом крепче сжимает оружие и что-то бормочет, но я не могу разобрать слов. Он смотрит на Лэйдона, и я вижу в его глазах ненависть. Меня тошнит от этого. Я не понимаю, что с ним не так и как он может быть таким. Я смотрю на него, пока его взгляд не встречается с моим, и мне приходится отвести взгляд.
— У нас есть вопросы, — говорит Розалинда. — Но здесь не место их задавать. Все внутрь. Я разберусь с этим, но давай сначала уберемся с жары.
Толпа разрослась, ее наводнили практически все выжившие. Они бормочут и тихо переговариваются, но расходятся, пока не остаются только Розалинда, Лэйдон и я, а также четверо охранников. Я благодарна, что среди тех, кто остался, нет Гершома. Я вижу, как Джоли скрывается в развалинах корпуса и подглядывает из-за угла, и мне приходится подавить смешок, несмотря на серьезность ситуации.
— Розалинда, что случилось? Почему все так озлоблены?
Она смотрит на меня, потом качает головой.
— Давай зайдем внутрь, поговорим там, где прохладнее.
Она поворачивается и идет, и я за ней следом, положив ладонь на руку Лэйдона, чтобы он пошел вместе со мной. Мы вместе входим в прохладный полумрак корпуса.
Глава 17
Только теперь, когда напряженность ситуации спала, я по-настоящему могу взглянуть на своих собратьев. Они выглядят ужасно. Их движения вялые, кожа дряблая, губы потрескались, а глаза как будто запали. Жара планеты истощает их, и для меня очевидно, что без посторонней помощи они долго не протянут.
Розалинда ведет нас в глубь корпуса. Теперь, когда я смотрю на него, я думаю, что это был один из ангаров корабля. Большое складское помещение, которое было огромным, но теперь оно накренилось и частично погребено в песке. Они все организовали, сделали перегородки из ящиков с припасами и используют одеяла вместо дверей. Но даже при все при этом выжившим приходится туго, и здесь нет настоящего уединения. Мы заходим в кабинку с письменным столом. Охранники, шедшие с нами, останавливаются у входа, а Розалинда входит, останавливается, и затем поворачивается лицом ко мне и Лэйдону.
— Ладно, я хочу знать, что происходит. Мне нужны подробности. Я хочу знать все, что произошло с тех пор, как я послала тебя каталогизировать растения.
Я сглатываю, чувствуя себя неловко под ее пристальным взглядом и от ее требовательного поведения. Лэйдон рядом со мной напрягается, его глаза сканируют окружение. Я должна оставаться спокойной, иначе я знаю, что он пойдет на преступление. Я рассказываю Розалинде обо всем, что произошло, опустив часть о том, как я проснулась с Лэйдоном между моих ног и о наших более поздних сексуальных контактах. Это личное, и я не чувствую необходимости делиться с кем-либо, о том, кого я беру в свою постель. Когда я заканчиваю, Розалинда вздыхает.
— Ладно, что ж, дела здесь шли не так уж хорошо. Мы потеряли почти дюжину, — говорит она.
— Потеряли? — спрашиваю я.
— Они мертвы, — холодно отвечает Розалинда.
— Что? Как?
— Несчастные случаи, монстры, твари и глупость. Поэтому никто не чувствует гостеприимства по отношению к еще одному странному пришельцу. — Розалинда оглядывает Лэйдона с ног до головы. — Расскажи мне больше об этом городе.
Я рассказываю ей все, что знаю. Я слышу, как люди толпятся по другую сторону ящиков, а потом шаги удаляются. Я даже не успела рассказать ей о том, что увидела, как десятки людей по ту сторону ящиков столпились, чтобы подслушать. Я не могу винить их, это наша единственная надежда на выживание на этой планете.
— Есть еще одна вещь, — говорю я.
— Только одна? — с явным сарказмом спрашивает Розалинда.
— Ну да, наверное, — говорю я, и Лэйдон шипит.
— Друзья? — спрашивает он на своем языке, переводя взгляд с меня на Розалинду.
Я пожимаю плечами, потому что не чувствую между нами с ней дружелюбия по отношению друг к другу. Черт, я едва чувствую, что сейчас я принадлежу своему народу. Но я не могу ему сказать этого.
— Друзья, — подтверждаю я.
Розалинда внимательно наблюдает за нашим обменом репликами, но ничего не говорит, поэтому я продолжаю.
— Есть растение, очень опасное в плане его добычи, и, по-видимому, оно долго не хранится, но это… я точно не знаю. Мне нужно изучить его в лаборатории, но оно делает здешние условия сносными.
— Растение? Сносными? Что именно ты имеешь в виду?
Я хмурюсь, пытаясь понять, как объяснить про эпис, когда я на самом деле не знаю, что он делает, только лишь то, что я чувствую после его приема. Я не хочу показаться какой-то наркоманкой или что-то в этом роде.