Дитя двух семей. Приемный ребенок в семье

Сережа попал в приют одного сибирского города в девять лет, сразу после смерти мамы. Умерла она от передозировки: молодая, красивая, талантливая, и вот так закончила. Из родных у Сережи была еще бабушка, которая жила в Москве. Думали, что Сережу она заберет, однако сразу после опознания тела и похорон дочери бабушка уехала обратно, сославшись на аврал на работе. Иногда звонила в приют, интересовалась, как дела у Сережи.

Довольно скоро для Сережи нашлась семья: приемные мама с папой и брат, почти ровесник. Все складывалось неплохо, Сережа вел себя спокойно, слушался, учился, хотя родители отмечали, что держится он как-то обособленно, не сближается по-настоящему ни с ними, ни с их сыном, «как неродной», в общем. Думали, что грустит о матери, ждали, что со временем разойдется и повеселеет. Так прошло года полтора. Приближалось лето, решено было ехать на море. Все мечтали, готовились, ждали. А поскольку ехать предстояло с пересадкой в Москве, Сережа попросил, чтобы ему с бабушкой разрешили повидаться. Никто не был против, созвонились, договорились, бабушка обрадовалась, обещала повести его в зоопарк.

Утром в Москве ей передали Сережу с рук на руки и договорились вечером встретиться уже на вокзале, у поезда на юг. Все прошло, как задумано: вечером Сережа явился с пакетом, полным гостинцев, немного притихший, но решили, что просто устал от зоопарков-кафе. Сели, поехали. А через пару часов началось. Температура, судороги, бессвязные рыдания, Сережа метался по полке, его трясло, перепуганные родители не знали, как помочь. К счастью, в соседнем вагоне нашелся врач. Он внимательно осмотрел ребенка и удивил диагнозом: нервная горячка. Да, та самая, от которой страдали чувствительные барышни в классических романах после разлуки с любимым. Прописал легкое успокоительное, покой, заботу.

К утру Сережа притих – то спал, то плакал. После приезда на место еще несколько дней приходил в себя. Потом море и юг сделали свое дело, мальчик расслабился, и с ним получилось про встречу с бабушкой поговорить.

Оказывается, все это время он жил с мечтой, что бабушка его заберет. Не то чтобы ему было плохо у приемных родителей, но он хотел к бабушке. То, что она до сих пор его не взяла, он объяснял себе, как всякий ребенок, оправдывая родного человека: ей просто некогда за ним приехать – далеко же очень. А раз его самого привезут в Москву, то, думал Сережа, тут бабушка его и заберет к себе жить и никуда больше от себя не отпустит.

Он напряженно ждал этого все последние недели. Никому не говорил – боялся, что тогда приемные родители его в Москву не возьмут, не захотят бабушке отдавать. Конспирировался, изображал радость, что на море едет. И гуляя с бабушкой, все еще ждал. Старался ей понравиться, рассказывал, что учится хорошо и по дому помогать умеет – мол, с ним нетрудно будет. Когда уже засобирались на место встречи, на вокзал, решился наконец спросить прямо. И услышал ответ: «Не могу я тебя, Сережа, взять, работаю очень много. Вот у тебя есть семья хорошая, ты с ними пока живи, а как вырастешь, приезжай ко мне в институте учиться». Он промолчал. А потом, уже в поезде, все накопленное напряжение прорвалось в виде нервного срыва.

После этого случая он как-то расслабился, стал ближе к приемным родителям, с братом начал охотно играть. Порой капризничал, качал права и хулиганил – «ну, нормальный стал ребенок», как сказал папа. От встречи с бабушкой на обратном пути решительно отказался, никто, понятное дело, и не настаивал. Сейчас общается с ней по телефону, вежливо и прохладно.