Дитя Гетеи

Тэя встала, и охранник проводил ее в камеру. Ее держали в отдельном крыле, где одиночные камеры были закрыты плотными тяжелыми дверями без окошек и глазков. Высоко под потолком висела камера и переговорное устройство, через которое к Тэе обращались по мере необходимости, сама же девочка ни с кем не могла поговорить. Но она и не хотела. Ей надо было держать оборону, очень бережно расходуя запасы накопленной энергии. Много времени уходило на ревизию иллюзий, их восстановление, если они блекли и расплывались, и поддержку всей этой с таким трудом созданной сложной конструкции. Тэя сама долго бродила по этим лабиринтам, тщательно следя за тем, чтобы все оставалось неизменным – малейшее отклонение – и все рухнет – ее раскроют. Тиорианцев уже тошнило от ее иллюзий, но они работали тщательно и дотошно, и Тэя не хотела провалиться из-за досадной оплошности.

Она не должна подвести Норта, а он должен за ней вернуться. Она не представляла себе мира без него. Вся ее жизнь начиналась в тот момент, когда он распахнул дверь переборки на захваченном корабле, Тэя не помнила, что было до него. Время в тот период застыло и не двигалось. Сколько бы она ни пыталась вернуться к той части ее жизни, до Норта, ничего не получалось – там ничего не было. Черные камни, покрытые каплями воды, странная пустота в голове из-за оглушающей тишины – ни намека на чье-либо присутствие хоть где-то. Потом ей накинули что-то на голову, какое-то время несли, а дальше совершенно оглушивший ее своим ревом корабль и Норт. Возможно, корабль и не ревел, но после многолетней гробовой тишины даже мерная работа двигателей и систем жизнеобеспечения могли звучать оглушающе. Это были первые звуки, которые она услышала в жизни, вторым был голос Норта, и он же был первым человеком, которого она увидела. После того неожиданно откровенного разговора с сатторианцем Тэя часто перебирала теперь свои ранние воспоминания, надеясь найти в них хоть что-то, что поможет подтвердить или опровергнуть теорию Норта относительно ее происхождения, но ничего больше вспомнить она не могла. Там просто ничего не было, и это пугало.

Норт заполнил ее жизнь собой. Все, что происходило с ней с того момента на корабле было связано с его именем. Он стоял у истоков всего.

Сатторианец из Лесного края пригрозил психиатром, Тэя знала, кто это. Учитель Садхир успел показать ей сознания людей с различными психическими отклонениями, предостерегая от попыток проникнуть в них. «Эти люди неразумны, но именно поэтому они невероятно сильны. Ты можешь увязнуть в искаженном мире их сознания. Они создают иллюзию мира у себя в голове, и она словно болото будет тянуть тебя на дно», – вспомнила она слова учителя Садхира. Она хорошо запомнила сознание одной девочки. Она была добра и любима, ее родители очень трепетно заботились о ней. Тэя заглянула в ее сознание тогда, в парке – мир этой малышки был идеален. Идеален и ярок настолько, что Тэя даже замерла на какое-то мгновение, Учителю пришлось коснуться ее, чтобы она пришла в себя и покинула чужое сознание.

– Ее мир невероятно прекрасен, Учитель, – удивилась Тэя.

– Он соткан из любви родителей и их сказок, что они читают ей на ночь. Они очень много делают для нее. Она вырастет доброй и очень ласковой. Но она никогда не станет такой, как другие дети – ее мир будет слишком далек от реальности.

– Почему так происходит, учитель? – растерялась Тэя.

– Иногда в Природе что-то идет не так, и никто не может на это повлиять. Даже сейчас, при всех наших технологиях и достижениях в духовных практиках, есть вещи, которые мы просто не можем предотвратить или изменить…

Сейчас, здесь, на Калипсо, Тэя тщательно воссоздала когда-то увиденную ею иллюзию, обогатила и расцветила ее, расширив ее пределы и добавив новые фрагменты. Она еще раз придирчиво прошла по всему лабиринту, пусть психиатр завтра насладится этим зрелищем сполна. Тэя щедро поделится с ним чужим иллюзорным миром и чужими эмоциями, главное держать барьер, чтобы чужой мир не стал ее миром. Стена черного камня выглядела прочной, Тэя еще напитала ее для верности и только после этого позволила себе заснуть.

Сны стали немного грустными. Теперь она оказывалась в библиотеке с пустыми стеллажами, покрытыми слоем пыли и паутиной. В сумраке зала не было слышно привычного скрипа тележки, всюду была пустота и запустение.