Дитя господина Лина

Господин Барк, человек-гора, повторяет название страны старика как молитву, и глаза его наполняются слезами, которые он не пытается скрыть; слезы текут по щекам, по подбородку, по шее, за воротником рубашки их уже не видно.

Господин Лин кладет руку другу на плечо и тихонько похлопывает по нему. Тогда господин Барк отводит взгляд от моря. Сквозь потоки воды, выливающиеся из его глаз, он смотрит на старика.

– Я знаю вашу страну, господин Tao-laï, я ее знаю… – Густой голос господина Барка вдруг становится тоненьким, хрупким, разбивающимся.

– Да, я знаю ее, – продолжает он, снова глядя на море, вдаль. – Я туда ездил. Давным-давно. Я не решался вам сказать. Знаете, у меня не спрашивали моего мнения. Меня принудили. Я был молод. Ничего не понимал. Шла война. Не та, что сейчас. Другая. Одна из многих. На долю вашей страны многое выпало…

Господин Барк на секунду умолкает. Слезы льют ручьем.

– Мне было двадцать лет. Что мы знаем в двадцать лет? Я ничего не знал. В голове было пусто. Дырка от бублика. Я был большим ребенком. Вот и все. А мне в руки вложили ружье. Фактически дали ружье ребенку. Я видел вашу страну, господин Tao-laï, о да, я многое там повидал и помню так отчетливо, словно вернулся вчера, во мне все осталось – запахи, цвета, дожди, леса, детский смех и крики.

Господин Барк поднимает помутневшие глаза к небу. Делает глубокий вдох.

– Когда я приехал и все увидел, то подумал: вот на что похож рай, если он существует. Нам приказали разрушить рай, посеять в нем смерть. Ружья, бомбы, гранаты…

Господин Лин внимательно слушает человека-гору, который тихо рассказывает свою историю, в то время как слезы текут у него по щекам. Старик цепляется за звук, за интонацию, силится уловить начало или конец какого-то сюжета. Вспоминает фотографию смеющейся женщины, которую Барк показывал несколько дней назад. Думает о странной карусели в парке; друзья ходили на нее смотреть – она крутится и крутится без конца. Деревянные лошадки – как леденцы на палочке. Кружатся. Двигаются вверх, вниз. Дети смеются, машут родителям руками. Играет громкая ярмарочная музыка. Человек-гора тыкал пальцем в каждую лошадку и много говорил. Судя по всему, он отлично знал, как работает карусель, и любил ее. Господин Лин не понимал почему, но внимательно слушал и кивал. Сандью казалась счастливой. Ей тоже нравилось зрелище. В конце прогулки человек-гора пожал руку мужчине, который занимался каруселью. Они обменялись парой слов, и господин Лин вместе с Барком покинул парк. После этого человек-гора долго молчал.

Господин Лин внимательно смотрит на своего плачущего друга, который продолжает что-то говорить. Теперь старик почти уверен, что женщина с фотографии и карусель с лошадками как-то связаны, но ни того, ни другого в жизни Барка больше нет, и он страдает, именно из-за этого он плачет, сидя солнечным днем на скамейке у моря.

– Все эти деревни, в которых мы побывали, джунгли, которые мы прошли, нищие люди, в которых нас заставляли стрелять, хлипкие соломенные домики, как тот, на вашей фотографии… Огонь в домах, пожары, вопли, голенькие детишки, бегущие по дорогам в темноте, в ночи, во время пальбы…

Господин Барк перестал говорить, но все еще плачет. Его тошнит. Тошнота идет из глубины, его колотит, трясет, он складывается пополам. Стыд буквально рвет Барка на части.

– Простите меня, господин Tao-laï, простите… за все, что я сделал вашей стране и вашему народу. Я был мальчишкой, дураком, которого заставили стрелять, разрушать, убивать… Я настоящая сволочь, сволочь…

Господин Лин смотрит на друга. Человек-гора сотрясается в долгих рыданиях, будто спровоцированных его же последними словами. Барк весь дрожит, напоминая корабль во время шторма. Старик пытается обнять друга за плечо, но тщетно – рука слишком короткая. Тогда он просто улыбается, выражая своей улыбкой все то, на что не способны слова. Затем снова поворачивается к морю, глядит вдаль и произносит название своей страны уже не с печалью, а с радостью и с надеждой. Обняв господина Барка обеими руками, Лин чувствует себя счастливым и защищенным; Сандью по-прежнему лежит между ними.

Спустя три дня господин Барк приглашает господина Лина в ресторан. Это грандиозное место с кучей столиков и официантов. Господин Барк удобно усаживает друга, который восторженно смотрит вокруг. Никогда еще старик не бывал в таком потрясающем месте. Человек-гора просит дополнительный стул, на котором устраивают Сандью. Затем обращается к человеку в забавном черно-белом костюме, диктует ему что-то, тот записывает, кивает и удаляется.

– Мы повеселимся, господин Tao-laï, вот увидите!

Господин Барк повязывает себе вокруг шеи большую белую салфетку, лежавшую рядом с тарелкой.

Господин Лин все повторяет за человеком-горой – повязывает салфетку себе, потом внучке, которая терпеливо ждет своей очереди, молча сидя на стуле.

– Мы с женой иногда приходили сюда, – говорит Барк. – Когда хотели себя побаловать.