Свен Сундквист попытался отогнать ощущение, что его вопросы бередили забытые раны. Он шел по заледенелому двору в следующее здание, побольше, где занимались старшие ученики. С любопытством заглядывал в открытые классные комнаты, видел пятнадцатилетних подростков с ручками и тетрадями на столах, и ему нравились эти новые веяния, не то что в его время: в ту пору двери всегда закрывали, а учителя упорно не желали привлекать к себе внимания.
В учительской его угостили крепким кофе, правда не очень свежим, Свен все-таки выпил его, пока молодой человек в джинсах и куртке рассказывал, что был классным руководителем Янники Педерсен, как раз когда она пропала, и что вообще не знал и не видал ту исполнительную и неприметную ученицу, о которой говорила учительница.
Он имел дело с совсем другой девочкой, — придя сюда в седьмой класс, она держалась вызывающе, заигрывала даже с ним, человеком намного старше себя. Но он тогда решил, что это просто стремление юной женщины испробовать свои чары на том, что наверняка безопасно, вроде увлеченности певцами, которые смотрели с афиш, развешанных в комнатах у всех девчонок, вроде любви на расстоянии, не требующей ни физической близости, ни ответного чувства.
Свен Сундквист слушал, откинувшись на спинку коричневого кожаного дивана, который до сих пор пах временами, когда разрешалось курить в помещении. На миг он словно бы опять стал маленьким и оказался в таком месте, где никогда не бывал, в мире самовластных взрослых, и вызов сюда, в учительскую, всегда был связан с неприятными ощущениями.
Учитель в джинсах и куртке предложил еще кофе, сел рядом со Свеном, явно взволнованный, после стольких лет вопросы полицейского разбередили воспоминания, причинили боль. Он долго говорил об ученице, которая, пока была здесь, отнимала у него время и силы, когда впадала в безучастную отрешенность, а на школьном дворе, в коридорах и даже в классе не раз демонстрировала свои шашни с взрослыми мужчинами. Она носила короткие юбки, и рваные сетчатые колготки взывали о помощи, но он не мог ей помочь.
Под конец она изменилась.
Перед тем как пропала.
Учитель встал, убедился, что они одни в комнате.
От нее вдруг стало пахнуть.
Она стала грязной, немытой.
Всего за несколько недель девочка, которая хотела нравиться, опустилась, словно желая оттолкнуть всех от себя.
Школьный двор был пуст, когда Свен Сундквист закрыл дверь, поблагодарив учителя, поделившегося с ним мыслями о девочке, в которой так и не разобрался, но которую помнил лучше, чем других. Направляясь к машине, он размышлял о девочке, бродившей когда-то по этому двору; ей отчаянно хотелось быть замеченной, а ее не замечали, и потому она сбежала, и никто ее не искал, заинтересовались ею только два с половиной года спустя, и не ради нее самой, а в связи с расследованием убийства. Он откашлялся и сперва проглотил то, что двигало им самим, полицией и обществом, а потом стыд, комком застрявший в горле.
Всегда одинаково странно ходить по дому умершего человека.
Кто-то вымыл винные бокалы, стоявшие на столе, заправил постель на широкой кровати, занимавшей большую часть спальни, повесил на вешалку синее зимнее пальто, убрал грязное белье в пластмассовый бак за занавеской ванной комнаты. Кто-то запер утром входную дверь, не подозревая, что сделал это в последний раз.
Эверт Гренс никогда не разговаривал с Лиз Педерсен, никогда не видел ее при жизни.
Сейчас он находился в ее квартире.
Чтобы искать дочь, которой не было здесь так давно.
Красивая квартира в западном Сёдермальме, одинаково близко и к магистралям с оживленным движением, и к зеленым лужайкам и дачкам в Тантулунден. Он приехал с Фридхемсплан, от подъездов, свидетельствующих, как она близко, и сейчас улыбался, чувствуя, что подобрался еще ближе, всего несколько часов отделяли его от человека, который совершил убийство, он был в этом уверен.
На глаз этак восемьдесят квадратных метров, подумал Гренс. Но ему незачем осматривать все. Достаточно ее комнаты, она хотя и не жила там больше двух лет, но это по-прежнему комната четырнадцатилетней девочки, вероятно не тронутая с тех самых пор, как она ушла.
Он вошел, немного постоял на толстом светлом ковре. Кровать с большими подушками и двумя рядами плюшевых мишек, письменный стол с компьютером, уже не слишком современным, продолговатое зеркало в золоченой раме над туалетным столиком, темные гардины задернуты и закрывают вид на задний двор, белый от снега. Она оставила теплый, уютный мир девичьей комнаты и, если догадка Гренса верна, давно уже по-взрослому боролась за выживание в темных туннелях. Комната ждала человека, которого больше не было, человека, который повзрослел больше, чем его окружение, и никогда больше не вернется, не возобновит ту жизнь, которая навеки канула в прошлое.