Дитя мрака

Под покровом стокгольмской ночи Лео открыл и закрыл канализационный люк посреди асфальта на перекрестке Арбетаргатан и Мариебергсгатан. Скрылся в дыре за считаные секунды и теперь ощупью спускался в подземелье; он часто пользовался этим спуском и знал, где колодец сужается и плечи задевают твердую стену.

Семнадцать метров под землей.

Рюкзак лежал на цементном выступе, который, словно тротуар, тянулся вдоль стены канализационного коллектора, сухое место — попробуй попади, он долго тренировался. Сейчас, конечно, уже поздняя ночь и уровень воды совсем невысок, несколько сантиметров, не больше, но он не хотел, чтобы рюкзак вымок — в нем была его жизнь.

Он отвязал длинную тонкую веревку, сунул ее в наружный карман рюкзака. Автомобиль приближался очень быстро, с рюкзаком пришлось спешить, и нейлоновый шнур обжег ладони в тех местах, где на рукавицах были прорехи. Раны кровоточили, необходимо промыть их и перевязать, иначе здесь, под землей, они мигом превратятся в гнойные язвы.

Тут всегда тепло, круглый год градусов пятнадцать-восемнадцать. По обыкновению, Лео стоял неподвижно. Чтобы унять дрожь, чтобы оставить зиму тем, кто согласен в ней жить, чтобы молча прислушаться и убедиться, что он один.

Налобный фонарь лежал в другом кармане рюкзака. Батарейка села, — наверно, разрядится еще до утра. Он двинулся прочь от колодца, но взгляд проникал всего-навсего на метр-другой вперед, и дорога займет на несколько минут больше, чем он рассчитывал.

Туннель широкий, почти два с половиной метра, и достаточно высокий, по крайней мере, не ниже его метра девяноста, однако шел он, по-прежнему ссутулясь и слегка подавшись вперед, словно боялся удариться головой о несуществующую преграду.

Двадцать два шага.

Первая дверь была в каменной стене справа. Единственный замок, обычный, с трехгранной скважиной. Он отпер его и, покинув канализационную систему, вошел в соединительный коридор.

Воздух здесь не такой сырой, дышалось гораздо легче.

Он поправил лампу на лбу, пинком отшвырнул крысу, метнувшуюся под ноги.

Еще семь шагов.

Соединительный коридор заканчивался новой дверью с двумя замками. Верхний такой же, как и первый. Нижний, круглый, обычно отнимал больше времени.

Открыв дверь, он попал в следующую систему. Армейскую. Туннель такой же просторный, только стены в основном бетонные, а не каменные. Он предпочитал именно такие ходы, чувствовал себя в них лучше всего и одиннадцать лет назад выбрал их себе для жизни.

Канализационный коллектор. Соединительный коридор. Армейский туннель.

Он знал дорогу.

Никто не ориентировался здесь так, как он.

Опять крысы, он пинками расшвыривал этих окаянных тварей, которые даже не думали убегать, потому что не видели его, хлопал в ладоши и топал ногами, расчищая себе дорогу.

Запах, такой приятный, словно легкий дымок, словно гарь пожара, может, огонь тот же самый, что в рождественских звездах наверху.

Ее надо убрать.

А вот свет нравился ему меньше. Лампа, тускло освещавшая путь. Тени, порой похожие на людей. Впрочем, все вполне терпимо, пока свет не падал на него самого, вот такой свет он не выносил.

Она приведет их сюда.

Ее надо убрать.

Он шел дальше, распугивал крыс, щурился, когда свет лампы отражался от металла на стене и тогда настигал его. Но шаги он больше не считал. Туннель длинный, шагов слишком много, добрых четыре сотни метров на запад, в том же направлении, в каком бы он шел и наверху, по заснеженной Арбетаргатан.

Третья дверь, как и первая, врезана в стену туннеля.

К ней-то он и направлялся.

К входу, а одновременно к выходу.

На другую сторону, в другой мир.

Он опять подождал с ключом в руке, тревожно прислушиваясь, но слышал по-прежнему лишь собственное дыхание. Ни шагов, ни голосов — большинство тех, кто жил в здешних туннелях, по ночам спали.

Он отпер замок, ведь это проще простого, с силой толкнул тяжелую дверь и ступил в обыкновенный подвальный кульверт большой городской больницы.

*

Грязно-красный автобус медленно катил под уклон, по Хантверкаргатан. За окнами, грязными снаружи и запотевшими изнутри, возникло движение, кто-то отчаянно тер стекло, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть. Что-то происходило, и пассажиры заволновались, не понимая толком, что именно происходит и почему, просто впервые за долгое путешествие почуяли страх перед неизвестностью.

В городе ночь, до рассвета еще несколько часов, и потому длинный автобус, не заглушая изношенный мотор, под прикрытием темноты припарковался на площади Кунгсхольмсторг.

Из автобуса один за другим вышли двое мужчин и женщина. Вынесли коричневые пластиковые пакеты и кучами сложили на узкой гравийной дорожке. Затем вернулись в автобус, несколько секунд царила тишина, насколько это вообще возможно в густонаселенном квартале.

Потом грянули крики.

Не слишком громкие, не особенно продолжительные, но все же перебудившие обитателей близлежащих домов: сорок три ребенка решительно отказались покидать свои места.

Одни крепко вцепились в поручни, другие отбивались, многие плакали, кое-кто истошно вопил.