Наверно, из-за только что пережитой большой трагедии, от которой у него потемнело в глазах, а может быть, просто из-за того, что в коридоре было темно и он плохо различал номера на дверях, он вместо седьмого номера вошел в девятый. В нем никого не было, но его утешило хотя бы то, что он не заперт, а это означало, что Эльза вернулась. Тома побежал в свой номер, схватил Неделько, помчался в комнату № 9 и кинул Неделько на постель. Потом, как бы сбросив с себя тяжкий груз, легко сбежал вниз по гостиничной лестнице и подошел к двери трактира, где давали представление. Из-за закрытой двери донеслись аплодисменты, но этот звук, еще недавно так завораживавший его, теперь внушал ему отвращение. Он выбежал из гостиницы на улицу, потом свернул в переулок и побрел в темноте куда глаза глядят.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ. Рассказ злодея
Тома прошел один квартал, второй, третий, испытывая потребность уйти подальше от гостиницы, в которой пережил такой страшный вечер. Шагая темными улицами, он заметил небольшие освещенные окна и фонарь над входом. При свете фонаря он прочел вывеску: «Кофейня у крана», и сразу же почувствовал жажду. Не считая того, что ему лишь несколько раз в году доводилось лизнуть причастие, семинарист Тома никогда не пил вина. Но теперь внутри у него пробудилось какое-то живое существо и давай щекотать ему желудок. Тома вошел в кофейню, упал на стул и заказал пол-литра вина.
Тома не заметил, что за другим столом сидел злодей, который покончил со своей ролью в начале третьего акта, разгримировался и пришел в кофейню до Томы. Как только злодей увидел, что Томе принесли пол-литра вина, он тотчас встал из-за своего стола, подошел и сел за стол Томы с таким видом, будто они были неразлучными друзьями. Он даже постучал по столу и велел принести себе чистую стопку, а потом весьма любезно спросил Тому:
– Не выпить ли нам по чашечке кофе?
– Можно! – не поднимая головы, небрежно ответил Тома.
– Что поделаешь! – заказав кофе, продолжал злодей. – Ну, получилось так, а переживать не стоит. Просто интересный случай, каких в нашей жизни бывает много.
– Такого еще ни у кого не бывало! – сквозь слезы пробормотал Тома.
– Не то, так другое, ведь жизнь – это вечная загадка, сударь! А ребенок в самом деле ваш или он вам братом приходится?
– Ни в коем случае! – воскликнул Тома и рассказал злодею все по порядку.
Злодей искренне посочувствовал ему и в знак своего искреннего сочувствия заказал еще пол-литра вина. Когда вино принесли, он налил себе и Томе, выпил свою стопку, снова налил, глубоко задумался и повторил ту утешительную сентенцию, которую уже высказал Томе:
– Да, жизнь – это вечная загадка, сударь, а этот случай – всего лишь один эпизод, каких в нашей жизни бывает много.
Злодей попросил у слуги, который как раз проходил мимо стола, табака на закрутку и, сворачивая ее, продолжал:
– В вашем случае, разумеется, есть завязка, но трагедии в нем все же нет. Я не говорю, что он не трагичен до некоторой степени, но в нем нет настоящей, классической трагедии!
Тома понимал не все, что говорил ему злодей, но чувствовал в его словах утешение и потому слушал.
– Если бы я рассказал вам свою трагедию, сударь, вы бы увидели, что значит боль человеческой души, что значит разочарование в прекрасных, розовых мечтах!…
Эти изысканные излияния не мешали злодею подливать себе вина, и, когда он дошел до фразы: «Знаете ли вы, мой молодой друг, что значит пустая грудь, пустая душа!» – он заодно заметил, что пуста и бутылка, и добавил:
– Если вас интересует история моей жуткой трагедии, закажите еще бутылку вина, и я охотно доверю ее вам.
Увидев, что Тома стучит по столу, обрадованный злодей продолжил:
– Я сказал, доверю! Да, я выразился правильно, потому что это история моих самых интимных переживаний, которую я неохотно рассказываю, которую я могу доверить только своим друзьям.
Хотя очевидно было, что последняя фраза заимствована из какой-то роли, Томе польстило внимание великого артиста, называвшего его своим другом, и он забыл на миг о всех своих недавних бедах.
Злодей провел правой рукой по редким волосам, подпер левой рукой голову и начал:
– Была она красива!…
И тут он вздохнул как на сцене.
– Кто? – испуганно спросил его Тома.
– Она… Перса… моя жена! – ответил злодей прерывающимся от боли голосом. – О, сколько раз, глядя на нее, я восклицал: «О радость, о возлюбленная сердца моего!»
Он замолчал и в глубоком волнении осушил стакан, который налил, приступая к рассказу.
– Я извлек ее из грязи, поднял на завидную высоту, ввел в волшебный мир идеального и напоил такой чудотворной водой, что она за одну ночь стала актрисой. Она была замечательной актрисой. Весь мир знает Персу, спросите любого, и каждый вам с уважением расскажет о ее искусстве. Несчастная, как легкомысленно она все растратила!
При этих словах у злодея навернулись слезы на глаза, а глубоко взволнованный Тома чуть было не заплакал.