Дитя Ойкумены

– Реальные съемки. С разведзондов. Одну тебе, Ри, другую – Линде.

– Мне?! Спасибо, дядя Тео!

– Пошли знакомиться с остальными?

– Пошли!

Вернув фуражку на ее законное место, капитан взял девочек за руки. Чистая, ничем не замутненная радость окутала его, как сияющее облако. Радость искрилась пузырьками яблочного сидра, кружила голову и толкала на веселые безумства, от которых ван Фрассен с трудом удерживался.

«Сюда бы Анну-Марию! Вот оно, счастье! И без всякой ценольбологии. Ничего, наша графиня обещала к вечеру освободиться…»

– Папа, а мы полетим в зоопарк? Ты обещал!

III

Теодор ван Фрассен нашел Фердинанда Гюйса в столовой. Гюйс сидел за угловым столиком на учительской половине, задумавшись над выбором: шницель «экзотик» в имбирном кляре – или курица под ягодным соусом. В тот момент, когда чаши весов стали склоняться в пользу шницеля, над ухом, разрушая очарование момента, прозвучал сухой, привыкший командовать голос капитана:

– Я забираю дочку до вечера.

– Исключено, – ответил Гюйс раньше, чем понял, что краткость не всегда является матерью взаимопонимания, как бы ни доказывали это философы древности.

Капитан нахмурился.

– Вы не поняли, кавалер. Я обещал дочери повести ее в зоопарк. Мой всестихийник стоит на площадке. К вечеру мы вернемся. Преподаватель физкультуры сказал, что я должен переговорить с вами. Какие проблемы?

– Я не кавалер. Я барон синцименики.

– Синцименика?

– Наука о сосуществовании. Впрочем, оставим титулы. Извините, господин ван Фрассен. Мне искренне жаль, но ваша дочь не может покинуть территорию интерната. Во всяком случае, в ближайшее время.

– Почему?

– Таковы правила.

– Регина под арестом?

– Вы преувеличиваете. Садитесь, прошу вас.

Сесть капитан не спешил. Торчал столбом возле стола, разглядывал Гюйса, словно тот был диковинным музейным экспонатом. Белый мундир, орденские планки. Сокол на кокарде. Вызов в глазах. «Вставайте, барон Гюйс!» – читалось во взгляде ван Фрассена. Гюйс вздохнул украдкой. Нет, мы не поддадимся на провокацию. Мы не встанем. Иначе мы окажемся выше задиристого капитана на целую голову.

И это сразу обострит ситуацию.

В свою бытность на Сякко, еще надеясь получить диплом и уже догадываясь, что это – мираж, Фердинанд Гюйс много времени посвящал самокопанию. Изучал собственные комплексы, клал привычки под микроскоп, препарировал склонности… Куратор, старый хитрец Тераучи Оэ, который год убеждающий всех, что его заветная мечта – покой и трубочка с вишневым табаком, поощрял такое рвение. Старик давно понял, что скоро расстанется с учеником. Пожалуй, с первого семестра. Просто не спешил резать по живому, ждал, пока Гюйс сам вынесет себе приговор – еще один урок, прежде чем потерять друг друга из виду…

Самой неприятной из истин, добытых Гюйсом, было ясное, как рассвет над озером Курахара, осознание: да, я боюсь мужчин, подобных капитану ван Фрассену. И не потому, что он, пожалуй, способен закрутить пируэт-сальто лучше меня. Не потому, что в честной драке он сломает мне шею. Может быть, мое сальто лучше, и двигательные центры капитана, плюнув на честность, я захвачу быстрее, чем он – мою драгоценную шею. Всё это ерунда. Павлиний хвост. Правда куда примитивней – боюсь, и рациональных причин для страха нет, и со страхом надо жить.

Он так привык жить с этим страхом, что они стали друзьями.

– Садитесь, капитан, – повторил Гюйс, вольным обращением, жестом и интонацией сокращая дистанцию между собой и отцом Регины. Он рисковал, но полагал это здоровой необходимостью. – Я должен кое-что вам объяснить. Не возражаете, если я закажу шницель? Я очень голоден.

– Заказывайте, – ван Фрассен сел напротив.

В лице его сохранялось напряжение.

– Хотите есть?

– Нет.

– Пить?

– Вишневый сок.

– Хорошо.

Они перебрасывались скупыми репликами, как жонглеры – кольцами. В отдалении трепетала дробь барабанов: смертельный номер! Слабонервных просим удалиться! Гюйс улыбнулся, стараясь, чтобы капитан увидел в этом знак расположения. Богатое воображение – беда, право слово… Набрав на меню-панели код заказа, он дождался, пока в боксе доставщика объявится дымящийся шницель и стакан с соком, откуда предупредительно торчала соломинка. Беседы с родителями не были для Гюйса в новинку. И всё равно каждый раз он готовился к разговору заново. Помнится, папаша Рональда Хайне, краснорожий здоровила, кинулся в драку…

Пришлось обездвижить.

Нападение зафиксировал видео-блок. Хайне-старший, жаждущий судебного разбирательства, скис при виде интернатского адвоката.

– Я жду, – напомнил капитан, беря стакан.

– Скажите, – начал Гюйс, – вы в курсе, что значит слово «телепат»?

– За кого вы меня держите?!

– И все-таки я хотел бы, чтобы вы ответили.

– «Теле» – дальность. Действие на расстоянии. Телепат – человек, читающий мысли на расстоянии. Вы удовлетворены?

– Нет. Но об этом позже. Что значит слово «эмпат»?

– Человек, воспринимающий чужие эмоции.

Капитан мало-помалу закипал.

– И последнее: что значит «психопат»?

– Ждете, что я оскорблю вас? Скажу, что психопат – это вы? Не дождетесь. Психопат – человек с патологией психики. Теперь мы можем вернуться к моей дочери?