Дитя платонической любви

Вот и сейчас – не успела она присесть, а к ней тут же прилипли соседские старушки с вопросами.

– А скажи, Петровна, правда, что сынок-то твой жуть каким богатым сделался? – наседала маленькая, сухонькая Лукьяновна.

– Ну а чего ж я, врать вам буду, что ли? – надменно отвечала Олимпиада Петровна. – Конечно, богатым. Так ведь отец-то у него был вон какой, не вашим мужьям чета!

– Вот ведь правду ж говорят: дуракам сплошное везенье! – сокрушалась соседка с третьего этажа. – Я вот на своего посмотрю, ум есть, а че-то богатства…

Олимпиада Петровна поглядывала на соседок чуть свысока, эка невидаль – ум есть! А чего тогда такой бедный? Ум… Можно подумать ее Дуся совсем недоумок!

– А и как же ты умудрилась-то от такого отца своего недотепу сотворить? – не унималась Лукьяновна.

– Ой, уж вы, бабушка, столько лет живете, а как детей сотворяют, не знаете! Стыдно! Хоть бы какую литературу почитали. Говорят, Камасутра очень для вашего возраста полезна.

– Так я не про чтение, я понять не могу, как он на тебя клюнул-то, богач тот? Ты ж ить и в девках, господи прости, ровно жаба была, вся в бородавках!

– Сами вы, бабушка, жаба! – обиделась новоявленная богачка.

Однако вспоминать молодое прошлое было приятно, поэтому Олимпиада Петровна поегозила на скамейке, сдвинула на левое ушко кучерявый парик и благостно уставилась на реденькие облака.

– Мы в колхозе познакомились, – в который раз начала рассказывать она. – Он студентом был. Там и… полюбили друг друга. А потом Дусенька родился. Я долго не могла студента того отыскать, чтобы, так сказать, его отцовством обрадовать.

– Да и чего со студента возьмешь, верно? – снова влезла Лукьяновна.

– Ну да! Чего там стипендия-то, кошкины слезки, – забылась Олимпиада Петровна. – А потом уже, когда студентик тот вершин достиг и сделался большим начальником, я добралась до него.

– Ну и чо? Неужель алименты платил? – не поверила соседка с третьего этажа.

– А как же! – выпятила тройной подбородок рассказчица. – До самого последнего года. У него, правда, еще дочь была, Дусина сестра, значит, но чтобы отец сына забыл – такого ни-ни! Каждый месяц – алименты: получите, распишитесь! Дусику уж тридцать шесть стукнуло, а он все платил, все платил… Ой, бабоньки, да и чего ему те алименты – крохи! Уж богатым каким он был, студентик мой бывший! У него ж денег – куры не клевали! Вот ими насыпют, а они морды воротят, не клюют!

– Да ну? – изумлялись соседки.

Слушать про жизнь богатую было интересно, прям будто сериал смотришь. А Олимпиада Петровна красок не жалела, заливалась канарейкой:

– Вот не поверите – стоит холодильник, огромный такой, и весь продуктами забит! Весь! Ну еще другие, конечно, богатства имелись, кроме продуктов… А потом Дусин папочка погиб.

Олимпиада Петровна тоскливо скривилась, вытащила из сумки заранее заготовленный платок, смачно потерла нос и перешла на звонкие рыдания.

– Вот горе-то… – зашуршали старушки.

– И я говорю – горе, – охотно согласилась рассказчица. – Как я печалилась, как кручинилась, все ж какой-никакой, а Дусин родной отец… с алиментами… А уж как Дуся-то горевал, когда наследство получил! Ему ведь и особняк отцовский достался, и конторы какие-то, деньги тоже… только я его к деньгам не допускаю. И к особняку. Еще траур не прошел, года не минуло, нечего отцовское добро разбазаривать.

Старушки задвигались и одобрительно замотали головами:

– И правильно, Петровна, правильно! И нечего! Пусть траур-то блюдет!.. Верно ты сына, матушка, воспитуешь! А то ить щас, знашь, каки хлысты вырастают – прирежут за копейку-то, прости госсыди…

– Слышь, Петровна, – вдруг вспомнила соседка с третьего этажа. – А сестрица Дусина чего? С пустыми карманами осталась?

– Да какие там у нее карманы? – фыркнула Олимпиада.

Про сестрицу Дуси она вспоминать и вовсе не желала. И какая там сестрица? Нагулял ее бывший студентик дочку в законном браке, повесил на шею родственницу, а они теперь делись наследством-то, а оно поди-ка тоже не резиновое!

– Почему это она с карманами? – недовольно пыхтела Олимпиада Петровна. – Там, где она сидит, карманы и вовсе не полагаются. У них там особая мода, в полосочку. В тюрьме она просиживает.

– Ах ты, незадача какая! – снова принялись сокрушаться старушки. – Вот оно до чего богатство-то доводит! А ты, Петровна, держи парня-то, держи!

– Так и без того уж держу, к деньгам доступа не даю, не балую, – тяжко вздохнула Олимпиада Петровна и сложила на пышной груди руки.

Олимпиада Петровна уже казалась себе немножко святой. Все испортила вредная Лукьяновна.

– А вот Акимовна из соседнего подъезда говорила, что ты будто бы сама то добро разбазаривашь, а сына и не подпускашь. Вроде как боисси, что он у тебя деньги-то отымет, вот и куролесишь, а сама трауром прикрываесси? Дескать уже и за границу на курорт летала и планы каки-то строишь, а? Врет поди?