Дитя платонической любви

– А… а я ведь после сразу к вам! – нашелся кавалер. Давать свой телефон он не хотел.

Олимпиада Петровна уже давненько научилась понимать друга. Она равнодушно пожала плечами и даже зевнула, так ей было все равно.

– Ну смотри. Я хотела, как лучше. Иной раз Дуся уйдет куда-нибудь, а я наготовлю, наготовлю, а одной есть скучно. Вот и позво…

– Олимпиада! Чего ж ты раньше-то молчала?! Ну все только через больницу! Смотри, я тебе прямо на обоях написал!

Он и правда достал обгорелую спичку и нацарапал цифры. Хозяйка только кисло улыбнулась. Проводив гостя, она аккуратно затерла цифры и переписала их в блокнотик.

– Теперь каждые полчаса буду звонить. Только попробуй через полчаса дома оказаться! А то ишь! Нагрузил полную сумку, а сам домой, питаться нашим горьким хлебушком…

Олимпиада Петровна сдержала обещание – звонила каждые полчаса, но Макар не отвечал.

– Маманя, ну хватит уже, – гундосил Дуся.

Он возлежал на диване, внутри у него все дрожало от нетерпения, так хотелось узнать имя девушки. И все его раздражало, а больше всего маменькина трусца к телефону.

– Видишь же, нет его, значит, в больнице.

– А чего так долго? Сам, что ли, улегся? Ведь уже четвертый час не отвечает и к нам не бежит. А обещал!

– Ну… может… шнурок у него развязался, сидит завязывает, или встретил кого по дороге…

Но Семеныча не оказалось и через пять часов. Только поздно вечером в квартиру к Филиным позвонили.

– Липочка-а-а, – блеял за дверью потерянный засланец. – Открывай быстрее, а то умру…

Он ввалился в прихожую и немедленно понесся на кухню.

– Ну и где?! – чуть не плакал он, уставясь на пустой стол. – Где праздничный ужин?

– Я сейчас, сейчас… – засуетилась женщина. – Ты пока руки помой, как-никак из больницы. На тебе и так заразы каждый раз…

– Никакой заразы! Я не из больницы! Из милиции я! – гордо сообщил Макар Семенович и принципиально уселся с грязными руками.

Дуся пододвинулся ближе.

– А чего… в милиции-то чего делал? Чего тебя туда понесло?

– Я сам, что ли? – обиделся гость. – Забрали! А где ужин-то, я не понимаю? Сами обещали праздничный!

– А разве есть что праздновать? – плескалась в глазах Дуси радостная надежда. – Что праздновать-то будем? Повод хороший есть?

– Нет, повод, конечно, есть… – помялся Макар Семенович, но взглянул на физиономию Дуси и взорвался. – Да чего ты радуешься-то? Наш Свистунов-то вчера дуба дал!

– Чего дал? – не поняла Олимпиада Петровна.

– Помер. Наливай давай, Петровна. Я ж тебе еще вчера говорил – наливай! Прям как чувствовал.

– А чего ж он… Он же здоровый был… – бормотал Дуся и вдруг уставился на мать. – Маманя! Какие ты ему вчера грибы сунула?

– Да что ты?! Да разве ж от грибов? – побледнела женщина. – Да я ж сама их… Мне их соседка подарила, сама-то я грибы собирать не сильно уважаю… Неужели… Ой, и что ж будет?

– Вот это, значит, тебя надо было в ментовку! – стукнул по столу кулаком Семеныч. – А я там… из-за тебя… весь день на нарах парился! Иди пиши добровольное признание! Что, дескать, отравила гадину Свистунова, потому как он есть злостный ворюга!

– А не ходить если? – еще надеялась Олимпиада Петровна на вольную жизнь. – А вот возьму и спрячусь, а?

– Я считаю – лучше отсидеть, – авторитетно глаголил кавалер. – Все равно тебя кто-нибудь выдаст. Дуся женится, невестка проболтается, или я вот настучу – язык же как помело, лучше сдаться.

Женщина была близка к обмороку, но сейчас решалась ее судьба, поэтому обморок откладывался.

– А сколько дают, если ты случайно грибами человека отравил? Дуся, ты не знаешь сколько? Ой, господи… Неужели ж в тюрьму, на старости-то лет…

Дуся помотал головой.

– Маманя, это не ты. Я чего-то… того… Я и сам те грибы сначала попробовал. Макар Семеныч! Хорош есть! Настучит он! Скажи от чего умер-то?

– Ну так… может, и от грибов, а вообще говорили, что ему какой-то укол неправильный сделали. Несовместимость образовалась с препаратом. Потому как это и не препарат вовсе, а сильнодействующий яд!

– А чего от тебя хотели?

– Ну так как же! – возмутился Семеныч Дусиной тупостью. – Только мы ушли – и на тебе! Он взял и угас. А может, это я?

Дуся наморщился так, что ото лба до самой шеи покатились маленькие волны.

– Семеныч! А помнишь, когда ты за дверью стоял, к нам в палату такая хорошенькая медсестричка заглянула? Свистунов ее еще как-то назвал… Помню, что куклой, а как по имени… Ты не помнишь?

– Да не помню я! Я и вовсе в тот момент у Коли этого сигарету клянчил! Чего прицепился? Сначала милиция, теперь ты вот! Липочка, подложи плова, что ты прям наложила, как плюнула?

– Жалко все-таки, что мы имя девушки проворонили… – проговорила явно успокоенная Олимпиада Петровна. – Может, она к нашему делу бы как-нибудь прилепилась…

– Она прилепилась… – вздохнул Дуся. – Прилепилась она, маманя, и имя мне ее не нужно, я сам знаю.

– Нет! Он, главное, знает, а я, как дурак, к милиции в лапы поперся! – вскинулся Макар Семенович. – На хрена меня отправлял?!

– Макар, следи за правильными оборотами речи, – тюкнула буяна по макушке кулачком благонравная хозяйка. – Дуся, а правда, зачем?