Дитя Плазмы

Кроме того, был Корбут, маленький носатый экстрасенс, который умудрялся следить за ним на расстоянии. И Гуль не сомневался, что в аэропорту Каунт-Сити его уже ждут меднолицые супермены в бронежилетах, с оттопыренными карманами, в которых таились вороненые игрушки. Впрочем, могло быть и так, что, опасаясь лобового столкновения, они стали бы действовать более осторожно, послав на все близлежащие крыши людей со снайперскими винтовками. Он был для них всесильным монстром, но они также знали, что три-четыре разрывных пули вполне способны уложить его на землю.

Пусть и ненадолго. Одного-единственного часа хватит, чтобы спеленать его по рукам и ногам, а после доставить в любую точку планеты.

Так или иначе, риск угодить им в пасть был слишком велик. Поэтому и возникла идея путешествия на такси.

Гуль заставил себя улыбнуться. Ему хотелось думать, что в Мемфис он движется по своей собственной воле. Да и почему нет? Они хотели перевезти его в Мемфис — вот и пусть порадуются. Он переправится туда самостоятельно.

Как пить дать этого варианта они не предусмотрят. И когда он им позвонит, ошеломив новостью о своем новом местонахождении, им придется признать, что с каракатицей все то же и все так же… Тогда все окончательно встанет на свои места. Гуль обретет свободу, а с Джеком Йенсеном и его доброй миссией будет покончено. Если кто и рискнет возобновить охоту, то это наверняка будут не исследователи из НЦ. Соответственно и расправляться с ними Гуль станет без церемоний. Он не знал, что такое подземные лаборатории Пентагона, но догадывался. И заранее не желал иметь с ними ничего общего.

Гуль не воспринимал идей Пилберга, полагая, что война — это всегда дурдом, пляска отпетых безумцев и шейк в минуту общего вальса. Вот и пусть пляшут те, кто хочет, у кого желтый билет и бицепсы в пятьдесят сантиметров. А генералы и президенты пусть выводят на бойню своих внуков и сыновей. А он из другого теста и никогда не видел особой радости в том, чтобы причинять другим боль. Во всех странах и во всех городах должен властвовать единый закон: право на жизнь без права посягать на жизнь. И если дома, в России, кто-то, поддавшись искушению, попробует приставать к нему с теми же предложениями, он и там разберется по-свойски. Иначе на кой черт вся его телепатическая мощь! Он хочет быть нормальным человеком — и он им станет!..

Гуль покосился на спидометр. Около ста шестидесяти километров в час.

Напряжение пассажира передавалось и водителю. Оба спешили, и автомобиль заметно водило из стороны в сторону. Виновата была не дорога. Боковой ветер дышал неровно, с непредсказуемыми паузами. Оттого и запаздывало управление.

Теперь-то Гуль знал, что при такой скорости воздух становится плотным и упругим как резина. Он познал это на себе и какой-либо тревоги не испытывал. Последние недели изменили не только тело, но и дух. Скорость, какая бы она ни была, уже не пугала недавнего солдата.

Откинувшись на сиденье, он всматривался в проносящиеся мимо щиты с огромными буквами, по мере движения складывая их в слова и получая англоязычную бессмыслицу. Иногда он кое-что понимал, но корневое содержание рекламных восклицаний до сознания не доходило. Как можно было рекламировать какие-то «хот-доги» и «гамбургеры», когда в мире гремели ядерные раскаты и где-то ворочалась гигантская тварь, одним движением способная снести целый город! Пестрая суета плесенью опоясала земной шар. Бултыхаясь в сладковатом ворсе, люди ничего не желали знать. И потому ничего не успевали. Когда мерилом суеты является суета, прожить жизнь невозможно. Она протекает сама собой. Из крана в раковину, а оттуда в канализационные водостоки, не вспоив по пути ни единого деревца, ни единой травинки…

Гуль все чаще прикрывал тяжелеющие веки. Разглядывать окружающее становилось невмоготу. Вспухающим шаром солнце клонилось к горизонту, такси мчалось уже по пустыне, и мутной кошмой на барханы наползла вселенская мгла. Водитель включил фары, машина сбавила ход. Гуль не заметил этого.