Дитя подвала

Из его глотки вырвался хриплый вой, на мгновение перекрывший звучание отечественной треш-металлической группы.

В отчаянии он попробовал упираться ногами в землю, но это жалкое сопротивление лишь усугубило его положение – он лишь плотнее вжимался в утыканный стеклом и стальными занозами ствол, нанося себе еще более глубокие раны и тем самым вызвав новую волну неистово-оглушающей боли.

Разрыхляя ягодицы и гениталии в мокрый фарш, Жорж медленно сползал по масленому бревну, приближаясь к концу дерева, где вертикально торчали два кривых лезвия. Напоровшись на ножи, его тело вздрогнуло и обмякло. Бревно закончилось, как и сам холм, – в этом месте был крутой откос, и Жорж беспомощно повис на тросе, стремительно приближаясь к лиственнице. Пенис и яички превратились в разлохмаченные красные тряпки, из рваных ран лилась кровь, наружу выглядывали сизые внутренности. Под тяжестью молодого человека трос сильно провис, отчего пальцы ног Жоржа почти касались земли. Наконец он замер прямо над ямой, медленно покачиваясь в воздухе.

«Моторокер-отряд… Моторокер…» – продолжал грозно рычать Боров. Песня закончилась, тут же возобновившись, – эта композиция была поставлена на повторное воспроизведение.

– Ы-ы-ыы… – замычал Жорж. Боль пылала в каждой клетке тела, пронизывая электрическим разрядом суставы. Он непроизвольно стиснул челюсти, захрустел пластиковый корпус диктофона, но зубодробильные рифы «Коррозии металла» продолжали скрежетать из динамика.

– Че это за хрень? – ошарашенно проговорил Игорь, хлопая глазами. Откуда-то сверху прямо на него капала теплая жидкость, и он задрал голову. Закричала Тамара, в ужасе прижавшись к стенке – кровь из Жоржа лилась прямо на них, как из душа. Юрий выронил конец веревки и жалобно заверещал, закрывая лицо трясущимися руками.

Малышев захлопал в ладоши.

– Финиш, – подвел итог он. – Хотя, по правде говоря, я думал, это будет не так быстро. Это… – он на секунду задумался, – это равносильно приготовлению обалденно вкусного блюда. Ты корячишься на кухне весь день, а вечером вся голодная шобла сжирает твои кулинарные изыски в два счета. И в конечном результате у тебя на кухне еще гора грязной посуды. Ну что, повторим? Или посадим его в муравейник?

Мария промолчала.

– Ты недовольна? – сказал Сергей, внимательно глядя на женщину. – Или плечо беспокоит?

Она стояла у бревна, неотрывно глядя на Жоржа, который вяло дрыгал окровавленными ногами.

– Плечо нормально. Думай как хочешь, но я считаю, что нам лучше было отправиться к себе на базу, в «Логово». Мы здесь практически на виду, как краб на мелководье – бери голыми руками, – произнесла она.

– Здесь никогда никого не бывает. В здешних местах я бываю уже более десяти лет, сюда не суются даже егеря, – возразил Сергей. – И вертолеты тоже не летают, копать-хоронить.

– Тебя видели охотники на въезде.

– Ну и что? Когда мы приберемся здесь, кроме ямы и бревна, тут ничего не останется.

– А еще мне постоянно кажется, что за нами наблюдают, – вдруг сказала Мария. Она повернулась к лесу, всматриваясь в шелестящую листву. – Это ощущение необъяснимо, Сережа. Но я привыкла доверять своей интуиции. Давай закончим с этим побыстрее и свалим отсюда.

Малышев нахмурился:

– Мы столько готовились, а теперь ты предлагаешь свернуться и уехать. Я планировал отдохнуть тут как минимум до утра. Мы даже можем этого чудика обратно вернуть. Посмотри, как он забавно ножками сучит. Пускай теперь на пузе прокатится.

– Я вниз, – сказала Мария, начав спускаться. Пожав плечами, Сергей последовал за ней.

Жорж был еще жив. Лицо его побагровело, изо рта капала слюна, окрашенная кровью, – острый край треснувшего диктофона рассек губу. Белки вытаращенных глаз покрылись густой кровяной сеткой. Из рваной раны вывалился клубок внутренностей, размотавшись мокрыми сардельками чуть ли не до самого дна ямы. Оно уже было сплошь заляпано кровью вперемешку с подсолнечным маслом.

Юрий, побледнев как снег, в священном ужасе таращился на мух, которые торопливо облепляли кишки. Изжеванный диктофон, несмотря на повреждения зубами Жоржа, каким-то непостижимым образом продолжал работать, вновь и вновь прокручивая ту же самую песню. Увидев Малышева, Жорж замычал.

– Я с тобой полностью согласен, – с довольным видом закивал Сергей. – Знаешь, еще в конце девяностых я наткнулся в здешних краях на парочку браконьеров. Уроды поймали в капкан кабаргу и уже тащили ее к лодке. Пришлось их тоже прокатить. Кстати, это они вырыли эту самую яму. Только я не катал их на байке. Я просто нанизал этих дурачков, как сосиски, на толстый стержень, к которому прицепил колючую проволоку. Сначала запулил одного, за ним другого. Ехали башкой вперед. Представляешь, каково второму? Собирать ртом кишки и дерьмо своего товарища? Хотя, думаю, в тот момент он думал о другом. Наверное, он вообще потерял способность что-либо соображать. Они провисели почти до вечера. На закате второй сошел с ума и начал петь песни. Лишь когда взошла луна, они затихли. Навсегда.