― Пистолеты прямо под тобой. 4373. Мой план... уже не важен, так что можешь действовать на свое усмотрение, но я хочу, чтобы он остался жив... ― сказал я брату, наблюдая, как тот поднялся с рамы столика, отбросил его в сторону, после чего поднял ковер, обнажая клавиатуру сейфа. Дверца сейфа широко открылась, и из подвального тайника выехали ящики с пистолетами и другим оружием. Уайатт схватил несколько пистолетов и сунул их в... мою наплечную кобуру себе под руку, наряду с парой кастетов...
― Верни эти. Мы не отправляли тебя в медицинский университет, так что, в конце концов, все может обернуться тем, что закончишь карьеру врача. ― Я усмехнулся, опираясь на диван.
― Ты, очевидно, не слушал меня, когда я толкал речь, переливая тебе свою кровь,
Закрыв сейф, он встал и повернулся ко мне.
― Второй раз ты втягиваешь Айви в этот разговор, вынуждая...
― У нее случился выкидыш.
По какой-то причине у меня перед глазами все потемнело. Я взглянул в сторону, будто ожидая, что так мое зрение прояснится.
― Не знаю, когда это началось или сколько продолжалось. Она сказала мне, когда повалилась тебе на грудь, рыдая...
― Прекрати болтать! ― отрезал я, хватаясь за бок и пытаясь встать с дивана. Он помог мне. ― Пойдем!
― Тебе нужно передохнуть минутку.
― Мне нужно к ней.
― Не так! ― заорал он, и я наклонился от боли, но не от раны в боку, нет, было больно в тех местах, в которых я и не думал, что может болеть.
В душе.
В разуме.
В моем сердце.
― Я не знал. ― Как так вышло, что я не знал? Я всегда все знал! — Черт...
Сжав его плечо, я прикусил щеку и встал ровнее.
― Едь в Carofiglio, ― велел я, сквозь стиснутые зубы. ― Джованни поймет, как выманить его.
― Пошли! ― Он повернулся, забросив мою руку себе на плечо.
Медленно, шаг за шагом, мы стали подниматься по лестнице.
Никто не проронил ни слова.
Нам обоим это было ни к чему.
Как только я увидел ее лежащей на боку, больше не было о чем говорить. Я лег на кровать на здоровый бок и притянул ее ближе к себе, опустив свою голову на ее.
― Я завершу все, ― сказал Уайатт, закрывая двери, даже при том, что не должен был. В ту секунду, когда надел этот костюм, он уже сделал все, что было нужно.
Крепче сжимая жену в объятиях, я поцеловал ее в затылок.
― Он заплатит за это, ― прошептал я ей. ― Клянусь.
― Хорошо, ― прошептала она в ответ, опуская свою руку поверх моей и сжимая. Я не осознавал, что она не спит.
― Ты...
― Нет, ― прошептала она, прислоняясь ко мне. ― Не сейчас. Никогда. Ничего из этого не было.
Не знаю, долго ли мы так лежали, обнимая друг друга, но при этом не засыпая. Просто в темноте, вместе.
― Итан.
― Да.
― Я... Я... люб...
― Не надо.
― Нет... Я...
― Не говори это сегодня, ― прошептал он мне на ухо. ― Не в день, в который ничего из этого не было.
И так мы продолжили молчать.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
― Передай брату, что он должен мне бутылку Cuvee Cathelin Chave 1998 года
― Святое дерьмо, ― закашлялся я. ― Они обе стоят почти пятьдесят тысяч долбаных
― Твоя мать, ― отрезал он, тут же захлопнув мне рот. ― Ты хоть знаешь, что значит подарок в виде вина?
Я усмехнулся, откидываясь на спинку кресла, когда он вернулся ко мне с расческой и причесал мои волосы перед тем, как продолжить стричь.
― Что вынудило тебя выпить две бутылки вина? Уверен, они не стоили своих денег, ― спросил я, наклоняя голову так, чтобы ему было удобно.
― Они стоили каждого пенни. ― Он счастливо вздохнул, затем вспомнил, что злится, и вернулся к хмурому выражению лица. ― Не в этом дело. Дело в том, что я выпил их слишком, блин, рано, а все потому, что твой брат планировал убить меня в целях...
Он остановился на самом интересном месте, так как в этот миг заскрипела входная дверь.
― Прости, сынок, мы закрыты сегодня.
― А мужчина на твоем кресле?
― Только для семьи... ― голос Джованни стих, ножницы выпали у него из рук, когда старик поднял голову.
― Идеально. Тогда я поиграю с ней. А теперь иди, куда нужно, и принеси мне посылку.
Когда я обернулся, то увидел его, покрытого потом, сгорбившегося над... над Габриэлой, внучкой Джованни. Ее нижняя губа дрожала, пока девочка пыталась не расплакаться, она реально прикладывала все усилия, чтобы не издать ни звука.