— Мы не выбираем себе имен. — Кроме того, единственный способ стать
— Так ты выбрал день, в который собираешься меня убить? — поинтересовался Джованни, осматривая свой салон.
— Это буду не я. — Я оттолкнулся от столешницы, опуская руку ему на плечо. — Но, конечно, я дам тебе время. Информация дойдет до тебя, как обычно.
Я попытался поднять руку с его плеча, но он накрыл ее своей.
— Я всегда хотел у тебя кое-что спросить, Итан.
— Давай.
— Бремя на твоих плечах, как тебе удается его нести? Все годы, что знаю тебя, я видел, как ты жертвовал всем необходимым для общей картины. Каждый раз твоя решимость была твердой и непоколебимой. Что именно делает тебя таким воином?
— Я был рожден воином. А имя поддерживает это во мне, — ответил я ему, но не стал ждать, чтобы услышать его ответ, вместо этого направившись к Айви и моему рабочему месту. Я снял свою униформу и повесил ее на место в последний раз, затем взял свою куртку.
— Ты выглядел счастливым, работая в его салоне, — улыбнулась Айви, вставая и держа в руках альбом. Затем, наконец, взглянула на меня и тогда ее улыбка увяла, словно эта женщина могла прочитать мои мысли. Отвернувшись от меня, она обняла Габби одной рукой. — Спокойной ночи, Габби. Надеюсь, я помогла.
— Ага, ты
Я похлопал ее по голове.
— Почему бы тебе не приехать в Чикаго?
— Дядя, я же ребенок. Я не могу ездить сама, — ответила она так, будто я дурак.
— Ладно. Мы подождем твой список и приедем к тебе, — сказал я ей, беря Айви за руку и направляясь к двери.
— Пока Джованни, спасибо за истории. — Айви улыбнулась ему, и он кивнул, помахав нам рукой.
Никто из нас не заговорил, пока не сели в машину.
Я выглянул в окно на его имя на вывеске. Джованни подошел к переднему окну и перевернул табличку на сторону «закрыто».
— Они такие... нормальные, — прошептала она. Я понимал, что она имеет в виду.
— Мы – кузены кузенов, — прошептал я, заводя двигатель. — Я не понимал, почему мать хотела, чтобы я работал на них. Она упоминала их лишь однажды до того, как я начал работать. И упоминала так, будто они были настолько далеки, как третья вода на киселе.
— Так ты в итоге понял, почему она заставила тебя на них работать?
— Потому что моя мать... видела полную картину... глобальную цель, — ответил я, проезжая по улице. — Она хотела заставить итальянцев увидеть, что ее сын — один из них. Заставить их подобраться достаточно близко, чтобы понять, насколько темным может стать мое сердце. Заставить их уважать меня. Бояться меня. Позволить мне увидеть, как сильно они завидовали. Но еще и напомнить мне, что, если бы мне суждено было стать парикмахером, я стал бы им. Я был рожден в моей семье, а не их. Мое имя — постоянное тому напоминание. Если я почувствую, что моя жизнь или путь стали слишком тяжелы, то задумаюсь, почему все так хотят их.
У меня ушло много времени на осознание этого.
Опустив взгляд и расположив ее руку на своем бедре, я взглянул на Айви, когда она произнесла:
— Габби. Она мне нравится.
— Как никто, кроме меня.
Все было бы проще.
Таков жестокий факт жизни.
Слабые умрут.
Сильные выживут.
Я сделал так, чтобы мы, Каллаханы, всегда были сильными, любой ценой.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Щелк.
Щелк.
Щелк.