Дитя. Сборник рассказов

Я мчусь за мороженым для бабушки. Приношу его, отдаю. Бабушка съедает мороженое на раз-два-три. Я смотрю и удивляюсь. Ну надо же! Бабушки, оказывается, тоже любят мороженое!

Вот, ещё вспомнила! Если прошёл дождь – обязательно забраться в лужу в кювете, достать с её дна грязь и этой самой грязью сделать себе «чулки» на ногах и «перчатки» на руках. Какие пневмонии и ангины выстоят против такой профилактики?

И, конечно же, уличные игры, до поздней ночи, пока взрослые не разберут всех по домам спать: «Море волнуется раз», «Колечко-колечко», «Съедобное – несъедобное», «Тише едешь – дальше будешь», «Я садовником родился», «Вы поедете на бал?», «Кали-кало стоп!». Я, маленькая, участвую в играх тем, что смотрю, слушаю, повторяю окончания предложений и слов, мимику лиц старших детей, их движения и перемещения по утоптанной земле возле лавочки у забора бабушкиного дома. Над нами нависает плакучая ива. Её ветви, образуя купол, касаются самой земли, и кажется, стань под этим куполом сегодня, и ты услышишь и узнаешь, что говорилось и смеялось вчера.

Конечно же, девчонки играли в резиночки, а вот в классики в деревне играли редко. Асфальта мало, негде было классики чертить. А дворы тогда не бетонировал никто. Во дворах ходили по протоптанным тропинкам, между которыми стелился спорыш.

Помню себя именно с этого периода – лет с пяти.

Детство

Жили мы очень бедно. Всё лучшее оставляли на потом, а деньги – на чёрный день. В семье было трое детей – я и мои старший и младший братья.

Но бедность – не порок, так ведь? И чтобы купить себе зимнее пальто, я в шестнадцать лет, только-только получив паспорт, проработала все летние каникулы на местном комбинате пищевых продуктов.

Я работала в консервном цеху, на конвейере по консервации овощей и фруктов. С такими же девчонками из необеспеченных семей.

Мы набирали в тазы огурцы и помидоры из ящиков, которые заносили в цех мальчишки-подростки. Так же, как и мы, мальчишки работали во время летних школьных каникул. Затем таз с овощами – под кран, наливаешь воду. Несёшь тяжелый таз к своему месту у конвейера. Моешь огурцы и помидоры. По банкам, двигающимся по конвейеру, раскладываешь специи: перец горошком, лавровый лист, чеснок, зонтики укропа. После мы плотно укладываем в банки огурцы или помидоры. Затем банки заполняются рассолом, закрываются металлическими крышками – это уже автоматически.

Мальчишки снимали готовые банки с конвейера и рядами устанавливали в автоклав для стерилизации. Эту работу доверяли только парням. Однажды парней на работе не было по какой-то причине, и мы, неправильно уложив банки, получили целый автоклав брака.

Посменно мы готовили тару к консервации. В цех привозили грязные трёхлитровые баллоны, как с завода в ящиках со стружкой, так и из пунктов приёма стеклотары. В больших квадратных раковинах из нержавеющей стали, похожих на ванны, банки мыли. В одной ванне – в горячей воде, с каустической содой. В другой ванне банки ополаскивали чистой водой. Был самый разгар сезона, и мы работали в две смены. По бетонному полу цеха текла вода ручьями, поэтому рабочей обувью у нас были галоши. Обязательно надевался поверх одежды клеёнчатый фартук. Без него невозможно было работать – везде была вода. Техники безопасности не было никакой. А травмы были. Но меня это миновало.

Я ни разу не видела в продаже тех огурцов и помидоров, которые консервировали мы: стандартно небольших, со всеми полагающимися специями. В магазинах продавались в трёхлитровых банках какие-то гиганты, годные для музея, но не для еды, без единого лаврового листа, с уксусным рассолом.

Помню, я очень гордилась тем, что мне только шестнадцать лет, а я уже работаю, да ещё в смену.

И при этой бедности мои родители считали необходимым, чтобы я обучалась в музыкальной школе по классу игры на фортепиано. Мой папа, ещё до нашего переезда на Кубань купил в комиссионном магазине старинное пианино Trautwein Berlin. С хорошим, объёмным звуком. Чёрное, с резным деревянным корпусом и клавишами из слоновой кости.

Мой папа был музыкантом. Он играл на фортепиано, аккордеоне, баяне и гармони, гитаре и балалайке.

Музыкальная школа

Музыкальная школа – центр культуры нашего небольшого города. И по своему расположению она – его центр. На первом этаже её расположены классы, и все, кто идёт мимо здания на рынок или с рынка, становятся невольным участником учебного процесса. Вот кто-то повторяет ещё и ещё раз трудный пассаж на пианино, а преподаватель вслед за учеником проговаривает этот же пассаж голосом, отбивает такт ногой и, скорее всего, дирижирует при этом руками. Из соседнего класса слышно, как солирует под аккомпанемент певица. Рядом от души играют на баяне. А здесь – на гитаре. А на втором этаже школы есть небольшой актовый зал. Здесь проходят все экзамены, концерты, занимаются хор и ансамбль народных инструментов.

В детстве, когда я училась в нашей музыкальной школе, помимо игры на фортепиано, пела в хоре. Почему-то особенно запомнилось, как мы исполняли многоголосно песню на стихи Сергея Александровича Есенина:

Вот оно, глупое счастье