Дитя скорби

- Много тысячелетий назад эльфы были вынуждены покинуть мир, в котором появились из небытия. Пройдя сквозь Лабиринты Межмирья, они оказались тут. Благостные, великие боги этого мира, приняли их, дали позволение жить здесь вместе с истинными детьми. Наши предки были рады и благодарны. Одни поселились в лесах, другие у озер, третьи -мой народ - обжили пригорье.

Все шло хорошо. Мы создали королевства, жили в мире и с гномами, и с людьми. Но постепенно всё изменилось. Сперва мы потеряли магию, больше не могли врачевать, нашим воинам, даже самым одаренным, не подавлялись стихии. Затем эльфы, способные раньше разменять два или даже три тысячелетия, потеряли свое долголетие, не доживали и до сорока людских лет. Но самое страшно было то, что у нас больше не появлялись дети.

Этот мир оказался смертельной отравой для эльфийских народов, убивавшей медленно, но наверняка. Мои предки смирились, благодарные благостным за приют, они не желали снова бежать и готовы были смириться со своей судьбой и исчезнуть, - Витэан замолчал, словно задумавшись о безграничности смирения эльфов былых эпох. - Грань этого мира тонка, -продолжил он. - И однажды, создав магические порталы, сюда прорвались тифлинги. Благостные приняли и их. Но тифлинги, в отличии от нас, эльфов, не желали мира, хотели подчинения, жаждали быть над всеми, быть высшей расой. Они привели и расселили здесь орков, гоблинов, и чудищ всех мастей. Они убивали, жгли, не желая довольствоваться частью мира, жаждали получить его весь, целиком, без остатка.

Люди и гномы не смогли выстоять под напором темной силы, они отступали, оставляли свои города. Тогда, отринув страх смерти, эльфы собрали своих последних одаренных магией воинов, и выступили единым фронтом. Ценой победы были реки крови и слез нашего народа. Тифлинги были разбиты и изгнаны. Они бежали в свой мир через порталы. Многие пали, а те, что остались живы, были отравлены великой тьмой, принесенной тифлингами из своего гадкого мирка. Тьма сводила с ума, заставляя убивать своих любимых, родных, близких, превращала в чудовищ. Наши элетт оплакивали павших и души отравленных, разъедаемых ядом тьмы. Тогда благостные смиловались. Они пришли к ним и принесли пламень мира, то, из чего создавали его. Они разбили пламя на искры. Из одних искр проросли магические деревья - карусы - такие как это, - таур указал на светящееся деревцо. - которые потом высадили здесь, создав Карусовскую рощу. Другие искры приняли элетт, став жрицами рощи. Только они могли поливать карусы, помогая им жить, цвести и давать карус - магический нектар, способный поддерживать нашу магию, вернувший нам долголетие, исцеляющий души от яда тьмы.

Видишь эту чашу. Раньше она до краёв была наполнена карусом, магическим нектаром этих деревьев. Нектаром, который поддерживал эльфов, чужих в этом мире созданий, однажды вставших грудью на его защиту. Мы снова жили долго, у нас были дети. А сейчас...

- Я не видела ни одного ребенка здесь, - неожиданно осознала я.

- Карусовская роща погибла, ибо у меня нет больше жрицы рощи, - грустно сказал таур. -Последняя, кто хранит каплю жреческой крови - это Глассе. Именно она спасает последний карус. Пока живо это дерево, жива и надежда. Но если Глассе хоть на один день отвернется от каруса, дерево погибнет, а с ним умрет и мой народ.

Мое сердце сжалось от ужаса. Как такое может быть? Куда делись все жрицы. Столько всего хотелось спросить у Витэана. Но я не решалось. Лицо таура, освещаемое только отблесками последнего каруса казалось особенно печальным и. прекрасным. Мне все стало ясно. Для Витэана причинить вред Глассе значит обречь свой народ на смерть, уничтожить последнюю надежду. И видимо элетт тоже прекрасно это понимает и зная, что таур не пойдет на это ни при каких условиях, пользовалась своим положением. Как это низко и подло!

Эльф так и стоял, глядя в пустую чашу. Печальный, но величественный. До конца не осознавая, что делаю подошла ближе и боязливо взяла его руку.

- Пойдем взглянем на это волшебное дерево еще раз? - попросила я.

Эльф молча двинулся в обратном направлении, не выпуская моей ладони. Мы остановились у дерева, купаясь в его голубоватом свечении. Ночь накинула полог на Гремучие леса, зажгла на небе множества звезд. По анфиладам дворца снова текло пение эльфов, восхваляющих звездный свет.

- Прости, - шепнула я. - Я обидела тебя. Просто испугалась и.

- Ты испугалась? - грустно улыбнулся эльфийский владыка. - Ниэнель же ничего не боится. «То Ниэнель, - подумала. - А то я». Но произносить вслух не стала, не хотелось спорить.

- Мне было страшно, - зачем-то настояла снова, уже глядя в изумрудно-зеленые глаза эльфа.

- Я с тобой, - произнес Витэан.