Дитя среди чужих

Он стоит на широкой поляне. Высокая трава, ломкая и местами покрытая кустарником, зверобоем и зарослями рябины, покрывает землю вокруг него. Повсюду вкрапления желтой жимолости; кусты пурпурного шалфея колышутся на ветру, которого он не чувствует.

Тяжело дыша, Дэйв изучает место, куда его привели, сон внутри сна.

Фигура стоит в десяти футах впереди. Дымчатые завитки свисают с его рук, головы и плеч, но Дэйв без труда различает очертания человека.

А за ним стоит дом.

Старый, обветшалый, заброшенный домик посреди леса. Двери и окна заколочены досками, белая краска на деревянной черепице облупилась и потрескалась; дом раскрывает темную обветренную кожу под высохшими, шелушащимися завитками грязно-белого цвета. Рядом стоит большой сарай, некрашеный и обшитый широкими панелями из темного дуба. В нем две большие эркерные двери, и Дэйв думает, что это, видимо, старый каретный сарай или даже конюшня. Он большой, как гараж на две машины, но хрупкий, как дом. По мнению Дэйва, даже случайная спичка, брошенная в радиусе десяти футов от любого строения, воспламенит их так же быстро, как если бы все было пропитано бензином.

Деревья, окружающие строения, похожи на стражей какого-то старого, дерьмового королевства, забытого и обветшалого. Артефакт из давно канувшего в лету мира.

Он снова смотрит на темную фигуру, на тень, на кролика, за которым гнался в этом странном сне. Словно почувствовав его взгляд, тень поворачивается к нему лицом, и Дэйв в ужасе отшатывается, увидев сверкающие серебристые глаза существа, широкие, блестящие белые зубы, глубоко спрятанные на дымчато-черном лице.

Дэйв, ты видишь?

– Кто ты такой? – спрашивает Дэйв, и его голос плоский и тяжелый, словно воздух в этом мире грез не вибрирует, не разносит звуков.

И все же силуэт, кажется, слышит его. Он подходит ближе, пока их не разделяет всего несколько футов.

Кажется, осталось мало времени. Очень мало.

– Что это такое?

Серебряные глаза продолжают изучать Дэйва, любознательные или голодные. Но улыбка исчезает, погружается в тени тьмы.

Последний раз.

– Я не понимаю,– говорит Дэйв, затем останавливается, когда обжигающий ветер ударяет его в щеку. Он дрожит, но быстро теряет всякое чувство дискомфорта, и его глаза расширяются от шока, когда ветер треплет и призрачную фигуру. Подобно движущимся серым облакам, открывающим выпуклую белую луну, тень стоит неподвижно, даже когда ее маскировка срывается, как шелковый саван, открывая прекрасно знакомые тело и лицо; это лицо он знал с детства, смотрел на него снизу вверх. Смотрел и любил.

Последние струйки дыма рассеиваются и оставляют его брата. Перед ним стоит Джек; Джек и его умные, настороженные глаза. Джек с его высокими скулами и маленькими ушами, с его хитрой улыбкой; улыбкой старшего брата, который говорил, что всегда будет рядом и защитит, который говорил, что никогда тебя не бросит, а потом все же бросил самым худшим из возможных способов.

– Привет, Дэйв,– говорит Джек, и Дэйв смотрит на него с удивлением, ненавистью и любовью – такой сильной любовью, что у него сжимается горло, а из глаз текут слезы. Он подходит ближе к этому духу, пока они почти не соприкасаются.

– Джек,– отвечает Дэйв или думает, что отвечает. Звуки и мысли здесь перемешаны, и Дэйву трудно понять, что реально, а что иллюзия, что именно выходит наружу. Что мысли, а что звуки.

Что сон. А что реальность.

Джек улыбается, счастливо и раскаянно – улыбкой ребенка, который успешно сдал тест, но знает, что списал.

– Да,– говорит Джек.

На Джеке синяя оксфордская рубашка и джинсы «Левайс». Белые кроссовки.

«Они были на тебе в день смерти»,– думает Дэйв и не удивляется, когда Джек кивает.

– Да, точно,– отвечает он и задумчиво прикладывает палец к подбородку.– Столько разных вещей нужно запомнить,– говорит он.– Столько разных вещей нужно забыть.

Дэйв обнимает своего брата, переполненный радостью от этого чувства, от его тепла, его физического тела – мышц и костей – его запаха, ткани его рубашки под пальцами.

– Прости, что меня не было рядом,– шепчет Дэйв ему на ухо, наконец произнося слова, которые всегда хотел сказать с того момента, как увидел изуродованное тело Джека в морге.– Но я ненавижу тебя! Я ненавижу тебя за то, что ты сделал, Джек. За то, что ты сделал с Генри.

Джек мягко отталкивает Дэйва назад, его лицо мрачное и серьезное.

– Я знаю,– говорит он и не продолжает.

– Но больше всего мне жаль,– говорит Дэйв, теперь смутившийся, не уверенный, что сказать, что чувствовать.– Мне так жаль, Джек.

Когда глаза Джека встречаются с глазами Дэйва, они снова вспыхивают серебром, и он улыбается.

– У меня больше нет времени, как и у тебя с Генри.– Он поворачивается, смотрит назад, на дом.– Найди его, Дэйв. Найди нашего мальчика.

Дэйв смотрит на дом с новым осознанием. Черты его лица проясняются.

– Здесь? Это то самое место?