Что касается малыша, то хоть Генри и не почувствовал пули, зато ощутил сильный
С мамой.
Когда мысли, страхи и желания исчезли, не осталось ничего. Только пустота. Пустота смерти, которую Генри распознал сразу же, сам заглянув в бездну, а потом каким-то чудесным образом выбравшись на свободу.
Мысли о боли ребенка и потере матери наполняют его такой безмерной печалью, что он чуть снова не падает на колени. Но все же останавливает себя, заставляет быть сильным, храбрым, чтобы выжить, в отличие от многих других.
Он опускает взгляд на землю, закрывает глаза и так крепко сжимает кулаки, что трясутся руки.
Потом разжимает пальцы, открывает глаза и выдыхает.
Все еще смотря на землю, он замечает длинный кусок дерева у своих ног. С детским любопытством он наклоняется, чтобы изучить наполовину вкопанную балку. Она почти такая же длинная, как две распашные двери, и частично вошла в грязь. Генри думает, что под деревом наверняка уже поселились насекомые. Лично ему нравятся клопы, и он готов поспорить на доллар, что под деревом их целая куча. Наверное, и пауки тоже, но их он не любит.
Подняв голову, чтобы изучить внутреннюю поверхность дверей, он замечает большие ржавые металлические скобы, ввинченные в дерево.
– Это… как это там. Перекладина,– говорит он, и его голос разносится в тишине сарая.
Пожалуй, закрыться от всех, особенно от тех, кого можно расценить как склонных к убийству,– отличная идея. И Генри начинает выкапывать палку из земли.
3
Лиама окружает сущий кошмар. Тела собак разбросаны по залу, как на постапокалиптической танцплощадке, безжизненные, как опавшие листья, занесенные ветром через открытую дверь. Они лежат разбитые вдоль стен, повисли на окнах, истекают кровью на лестницах.
Все живые ушли.
От Дженни мало что осталось. Разорванная оболочка женщины расплющена, как воздушный шар из плоти взрослого человека, который сбросили с большой высоты прямо на асфальт, и все внутренности хаотично разлетелись наружу. Лиам подумывает накрыть ее простыней – вокруг валяются и они, некогда закрывавшие окна,– но быстро сдается, когда Джим выкрикивает его имя. Он ускоряет шаг по направлению к открытой двери и спасательному голубому небу. Однако из коридора наверху быстрые шаги Джима становятся все громче, и в последнюю секунду Лиам меняет стратегию. Он не хочет давать Джиму возможность палить в него по пути в сарай.
Повернувшись у двери, вместо этого мужчина бежит на кухню, стараясь не наступить в кровь (непростая задача), чтобы не оставлять следов для Джима.
На кухне он морщится при виде еще одной мертвой собаки – остатки в прошлом игривой (и довольно красивой, судя по шерсти) бордер-колли повисли на разбитом окне,– но продолжает двигаться к двери подвала. Его желудок сводит, ведь мужчина наполовину ожидает увидеть всю ту же осиную стену, но там никого нет. Несмотря ни на что, Лиам морщит нос, когда до него доходит тошнотворный запах из подвала, и у него нет ни малейшего желания искать его источник.
Лиам шагает в темноту, почти закрывая за собой дверь, чтобы не застрять на лестнице в подвал, где Бог знает что ждет его внизу, во влажной темноте.
Лиам приоткрывает дверь еще на дюйм, убеждая себя, что так прислушивается к шагам Джима, которые уже направляются к входной двери. Но все равно оглядывается, ожидая увидеть широко раскрытые белые глаза, татуировку питбуля поперек разорванного горла и золотозубую ухмылку… но вместо этого не видит ничего. Вообще ничего.