Дитя среди чужих

Оказавшись на тихой пригородной улице, под навесом изогнутых ветвей столетних китайских вязов, Лиам прибавил скорость, все еще крепко держа руки на руле. Из-за его спины донесся тихий шепот Грега, разматывающего веревку, чтобы перевязать запястья и лодыжки. Взгляд Лиама метнулся к зеркалам, чтобы проверить, не гонится ли за ними полиция. Но он видел только пустую дорогу и ряд серых деревьев.

Через несколько минут Лиам выехал на автостраду, ведущую на север, и наконец заставил себя ослабить хватку на руле. Тяжелый вздох, застрявший в груди, с облегчением вырвался сквозь чуть сжатые губы. Он включил кондиционер на полную мощность, чтобы поддерживать в фургоне комфортную температуру. Лиам почти чувствовал, как южнокалифорнийское солнце давит на тонкую металлическую крышу и бока машины, просачиваясь внутрь, словно проклятие.

«Будет жарко», — подумал он.

А потом перестал думать и поехал в лес.

Часть четвертая: Дом в лесу

1

Генри летит.

Мчится по воздуху.

А воздух полон цветов.

Его конечности связаны и бессильны, плотно прижаты к туловищу, а тело со свистом, словно снаряд, проносится сквозь длинные, извивающиеся нити ярких цветов, по консистенции напоминающие дым. Ему страшно. Он знает, что конец близок, скоро его полет будет грубо и резко прерван лобовым стеклом припаркованной машины, которое разобьет ему голову, прольет кровь и переломает кости.

И тогда краски проникнут в меня. Они проскользнут через мою разбитую голову, как угри, рьяные и голодные. Все цвета мира просочатся в мой разум, и когда я открою глаза, я увижу то, что видят они, увижу цвета, которые волнуют людей, вибрации, которые говорят мне о чем-то, показывают мне мысли, чувства.

Сначала я подумаю: Хватит.

Потом я подумаю: Еще.

Генри только сейчас осознает — когда воздух стремительно проносится мимо лица, а ярко окрашенные пряди тонкими жгутами касаются его щек и лба, прилипают к волосам, как пудра, цвета развеваются перед ним, как флаги, — что его глаза закрыты.

И вот, готовый стать частью реальности, он открывает их.

Реальность оказывается плоской и унылой; пустая, размытая белизна. Бесформенная. Там нет никаких ответов.

Поэтому Генри снова закрывает глаза и смотрит сознанием.

Он чувствует двух людей. Очень близко. Их цвета варьируются от светлых до темных, от ярко-красных до затемненно-синих. Страх. Тревога. Ненависть. Смущение. Жалость. Стыд.

— Эй, кажется, пацан очнулся.

Генри снова летит. Но цвета больше не растворяются вокруг него, они проникают в уши, рот, нос, глаза. Цвета захлестывают, и это причиняет боль, хочется закричать, но грубая рука крепко сжимает его предплечье; бицепс пронзает острая боль. Жгучая боль.

Он чувствует, как его тело врезается в машину. В сознании происходит взрыв, цвета ярко вспыхивают — словно они загорелись — и горят ярко-белым огнем.

За этим почти мгновенно следует полная тьма.

Настолько плотная, что он чувствует себя погребенным под ней.

2

Дэйв старается не паниковать.

Он постоянно проверяет спидометр, чтобы убедиться, что не превышает, как безумец. В этом нет нужды.

«Доберись до дома и все реши, — подумал он, когда выехал из офисной парковки. — Мэри преувеличивает, все хорошо. Это недоразумение. Генри просто не умеет общаться. Мы просто потом с ним все обсудим. Сядем и объясним, что надо обо всем говорить, чтобы мы не переживали.

Не паниковали».

— Поговорю с Генри нормально. Это просто часть процесса, ему нужно научится, вот и все, — сказал Дэйв вслух, когда съехал с шоссе на четырнадцатую дорогу, как делает каждый рабочий день.

Все нормально.

Это рутина.

— Не о чем переживать, — дополняет он свой предыдущий монолог, позволяя словам разноситься по салону автомобиля, успокаивая его, придавая энергии. У тревоги тоже есть ограничение скорости, и Дэйв во время движения проверяет все показатели — как на приборной панели, так и внутри себя. Чтобы все было под контролем.

Звонок Мэри в офис начался точно так же: спокойно.

Но пока она говорила — пока объясняла, — становилось все хуже, ее эмоции взяли контроль над двигателем, и к тому времени, когда он повесил трубку, она была в истерике; именно Дэйву нужно было держать себя в узде. Не позволять эмоциям взять верх над машиной разума.

— Позвонили из школы, Генри пропал, — сказала Мэри. Ее голос звучал спокойно, но с оттенком истерики.

— В смысле пропал? Когда? — спросил Дэйв, не понимая собственных вопросов, но не в состоянии придумать что-то еще.